Содержание
Раймонд Моуди — исследователь, психиатр и философ, пионер в своей области, исследовал околосмертный опыт и изложил в книге «Жизнь после жизни». В интервью с хиропрактиком Дэниэлом Рэдвудом он рассказывает:
- об истории исследований жизни после смерти;
- почему люди видят вознесение к свету в умирании;
- опасна ли информация из прошлой жизни.
Свет в конце тоннеля
Дэниэл Рэдвуд (ДР): Как бы вы ответили тем, кто говорит, что околосмертный опыт в виде переживаний белого света и трансцендентного мира – это просто последствие нехватки кислорода в мозгу?
Раймонд Моуди (РМ): Когда я впервые услышал об этом, я допускал, что это что-то типа шока для мозга и т.д. Я знаю многих врачей во всем мире, которые исследовали этот феномен, и они все начинали с такого же предположения. Все мы, разговаривая с людьми, прошедшими такой опыт, очень близки в наших взглядах.
Классическое определение галлюцинации — это сенсорный опыт без соответствующего внешнего события. То есть человек видит и слышит нечто, чего на самом деле нет.
Но мы имеем много опытов умирания, когда пациенты, находясь вне тел, были свидетелями чего-то, происходящего на расстоянии, даже на другой стороне больницы. И потом находились независимые подтверждения того, что рассказывал этот человек. Поэтому очень трудно объяснить это просто с психологической или биохимической точки зрения.
Другой момент, заставляющий меня думать, что околосмертный опыт является чем-то иным, нежели просто галлюцинацией, — это то, что глубинное влияние таких опытов на людей просто изумительно. Они имеют полную уверенность, что то, что мы называем смертью, — это просто переход на другой уровень реальности.
Хотя, я думаю, что не может быть окончательного ответа на ваш вопрос. Потому что, в конечном счете, в этой передовой области человеческого разума нет специалистов, способных дать нам ответ. Нет еще общепринятого установленного способа определить такой ответ. Каждому придется посмотреть на это и определиться по-своему.
Все, что я могу сделать, — это говорить за себя и многих моих коллег в медицине, которые с этим сталкивались. И мы все убеждены, что пациенты действительно заглянули за грань реальности.
Очевидные факты истории
ДР: Нашли ли Вы какие-то сходства в проживании опыта умирания среди людей из сильно отличающихся культур? Отличается ли опыт австралийского аборигена, сталевара из Индианы и афганского пастуха?
РМ: Да, очевидно, это так. Это довольно интересно. Культурное различие в этой области кажется очень небольшим. Просто нет много вариаций.
Я сам не видел случаев вне западной иудео-христианской традиции, но это наблюдали мои коллеги. Я получал письма с Востока, из Китая, Японии и Индии, описывающие идентичные опыты.
Письма были и от тех, кто испытал сам подобные вещи, и от врачей, которые писали отчеты.
Время от времени в древних писаниях и даже в дописьменных культурах антропологи находят такие свидетельства, и они похожи на то, что мы находим в учреждениях скорой помощи на Западе.
ДР: Является ли все возрастающее количество сообщений об опыте умирания в последние годы следствием успехов медицины, способной возвращать людей к жизни или того факта, что люди начинают более свободно говорить об этом?
РМ: Мое впечатление, что первое. Если вы заглянете в историю, то найдете множество таких случаев. Они есть в исторических хрониках.
Грегори Тур написал книгу «История франков.» Или работа Венерабла Бида «История английской церкви и народа». Там есть ссылки на очень ранние письмена, за несколько сотен лет до Рождества Христова.
Платон описывает такой случай. Иероним Босх нарисовал картину в 1500-х, изображающую эту тему. Есть даже в медицинской литературе разбросанные факты, начиная с 19-го века.
И швейцарский альпинист профессор геологии Альберт Хайм в поздних 1800-х сорвался, вследствие чего испытал мистический опыт, который кардинально изменил его жизнь.
Он стал интересоваться этой темой, опрашивал своих коллег-альпинистов и обнаружил много околосмертных опытов, опять же идентичных тем, о которых мы слышим сегодня.
Это продолжается уже долгое время, но, я думаю, как Вы и предположили, возможности современной медицины настолько расширились, что мы спасаем от лап смерти гораздо большее количество людей, которые имели такие опыты.
Свет видят те, кто не готов сдаться
ДР: Какой процент людей не испытывает классического вознесения к свету, находясь в условиях близости к смерти, таких, например, как страшная автомобильная авария? Что отличает таких людей?
РМ: Ну, случаи бывают разные, и интересно, что процент таких людей тем выше, чем ближе они были к смерти.
Фред Шунмакер, являющийся главой кардиоваскулярной медицины в Денвере, опросил большое количество пациентов, которых лично оживил, и он обнаружил, что около 60% этих больных, возвращенных к жизни, имели опыт такого рода.
Это сравнимо с открытиями врачей Кена Ринга и Майка Сабома, изучавших группу больных, которые, возможно, находились не в таком критическом состоянии, но были без сознания и близки к смерти.
Они обнаружили, что 45% из таких пациентов испытали эти состояния.
Но это все же не дает конечного ответа на вопрос, почему одни испытывают такие вещи, а другие нет. На самом деле мы не знаем.
Многие факты, которые, как я думаю, мы могли бы предположить – возраст пациента, конкретная причина, приведшая к пограничному состоянию, был ли это мужчина или женщина, предшествующая религиозная подготовка, верования и т.д.
Ни один из этих факторов не кажется существенным. Поэтому могу сказать, что мы просто не знаем, что это такое.
Д-р Брюс Грейсон в своем исследовании несколько лет назад предположил, что это связано с тем, готов или нет человек сдаться в такой момент.
И те, кто приблизились к тому, чтобы сдаться, продвигаются дальше, переживая опыт умирания.
Реинкарнация — это выдумка?
ДР: Как Вы думаете, реинкарнация метафорична или буквальна? И что Вы думаете о выживании души?
РМ: Я определенно думаю, что реинкарнация метафорична, но не в том смысле, как некоторые могут подумать.
Сначала позвольте сказать, что я не знаю, существует или нет реинкарнация, и я проделал большую работу с регрессиями в прошлые жизни.
С точки зрения очевидности, просто не могу сказать ни «да», ни «нет».
Но если бы Вы спросили меня о моих чувствах и интуиции, то я бы ответил «да». Но все-таки я полагаю, что реинкарнация метафорична в том смысле, что это процесс настолько более сложный, что мы не можем даже это выразить обычным языком.
Когда мы говорим об этом в нашем измерении, нам приходится пользоваться линейной формой выражения.
Но я чувствую, что на другой стороне все эти линейные категории, которые мы используем, — очевидность, последовательность времени и все такое – совершенно другие.
Реинкарнация – это гораздо более сложный опыт, который мы сейчас даже не можем себе представить.
Польза и опасности воспоминаний прошлых жизней
ДР: Видели ли Вы людей, которым помогло погружение в прошлые жизни?
РМ: Да. Насчет этого сомнений нет. Для меня это было удивительно. Когда я начинал опыты, я даже и не думал об этом как о терапевтической процедуре. Я исследовал это как измененное состояние сознания. И что меня реально удивило, — это то, что люди, прошедшие такой опыт, получили большую пользу от этого и пришли к осознанию себя на новом уровне и пониманию некоторых трудных моментов и неврологических конфликтов, которые они испытывали в жизни.
ДР: Есть ли какая-нибудь опасность в получении информации из прошлых жизней?
РМ: Отвечая на второй вопрос, могу сказать, что критерии весьма расплывчаты. Что мы имеем в нашей западной культуре, я думаю – это то, что мы систематически исключаем себя из измененных состояний сознания в течение многих сотен лет, но появляются смелые души, которые смогут заглянуть и перебраться туда, а потом будут помогать всем нам, когда мы туда пойдем.
Вы спрашиваете об опасностях. Я думаю, что опасности, конечно, есть, и я их вижу все время. Первое – это раздувающееся эго и что-то вроде элитаризма – люди, которые говорят “в моей прошлой жизни или в моих прошлых жизнях было это или то”, и это становится путешествием эго. Некоторые из них, кажется, хотят исключить других, раздувая себя всем этим. Но, конечно же, таких меньшинство.
И затем, есть такая опасность, которую выразили тибетцы. Когда человек вступает на этот путь и начинает исследования в духовных измерениях, то появляются многие вещи, которые, как считают тибетцы, и я с ними согласен, могут отвлечь с истинного пути. Восточная доктрина подразумевает, что когда начинают появляться прошлые жизни, не надо обращать на них слишком большого внимания, потому что существуют другие вещи сверх этого, которые ты захочешь найти. Я думаю, что это прекрасно, что появляются прошлые жизни, куда можно заглянуть и узнать оттуда что-то о себе. Но в то же время надо понимать, что это ступень, и если мы будем тратить слишком много времени, собирая пазлы из деталей прошлых жизней, то мы можем пропустить что-то важное в настоящей жизни.
Университетская практика
ДР: Как Ваша работа с околосмертными опытами отразилась на академической карьере преподавателя психологии в университете? Было ли на Вас какое-то давление с целью направить на менее спорные области исследования?
РМ: Нет, это была бы хорошая история, представить себя преследуемым мучеником, но нет, такого не было.
ДР: Рад это слышать.
РМ: Случилось так, что я работаю в очень либеральном колледже, где люди в моем отделении очень интересуются измененными состояниями сознания. Я думаю, было бы безответственно показывать это как какую-то убедительную научную очевидность. Пока кто-то занимается этими темами с целью, что измененные состояния могут многому нас научить в отношении себя, то нет смысла возражать.
ДР: За годы с момента выхода Вашей первой книги ощущаете ли Вы возрастающую открытость людей к этой информации?
РМ: В этом нет сомнения. Недавно я был в Европе и посетил восемь городов.
Во всех странах врачи-терапевты приносили мне свои статьи для медицинских журналов со своими исследованиями опытов умирания. И мы все можем сказать, и это является большим вкладом за последние 15 лет, что сейчас это общепринятый факт, что люди, находящиеся близко к смерти, проходят через удивительный опыт, меняющий их жизнь.
Но сейчас следующим шагом является интерпретация этих опытов, что они в конечном счете означают. И это даже не вопрос решения для медицинского сообщества.
Не врачам решать, есть ли жизнь после смерти. Точка интереса в медицинской сфере заключается в том, какое объяснение мы можем им дать, когда они появляются.
Мы должны быть готовы, чтобы объяснять пациентам и поддерживать их, объясняя им, что они не одни.