Первичные места формирования арийской расы находились вблизи Северного полюса, а не в Центральной Азии, и они были разрушены надвигающимся оледенением, а поэтому индоиранцы, вынужденные покинуть свою родину, мигрировали к югу.
Анализируя ведические свидетельства, как прямые, так и косвенные, мы в поисках возможных сравнений цитировали некоторые мифы и легенды Авесты или ссылались на них в предыдущих главах. Но в Авесте содержатся некоторые важнейшие части текста, имеющие прямое отношение к вопросу об арийской родине на севере и к проблеме миграционных движений оттуда к землям, омываемым водами Окса, Яксарта и Инда, а поэтому необходимо обсудить эти пассажи, посвятив им отдельную главу, – ведь они не только подтверждают и дополняют те заключения, к которым мы пришли при изучении свидетельств Вед, но и являются, так сказать, независимыми свидетельствами, приводящими к тем же результатам. Нет необходимости ставить вопрос о древности Авесты для доказательства приводимых здесь данных. В среде ученых принято считать, что Авеста и Веды являются двумя ветвями одного породившего их источника, хотя Авеста и не так хорошо сохранилась, как Веды. Пользуясь ведийской фразеологией, можно сказать, что святые книги брахманов и парсов – братья-близнецы арийского происхождения, и их можно без опаски считать дополнениями одной к другой, используя этот факт, когда это возможно и необходимо. Подобное качество обеих книг ясно выявляется при рассмотрении отдельных сюжетов.
Мы видели, что в ведической литературе есть много пассажей, говорящих о длительных зорях, долгом мраке и о десятимесячной длительности непрерывных жертвоприношений, но ни в текстах, ни в легендах мы не встречали прямых указаний на исходные земли, расположенные на далеком севере, или на причину или причины, заставившие древних арьев покинуть свою родину и мигрировать к югу. Но, к счастью для нас, Авеста, хотя и не так хорошо сохранившаяся, как Веды, содержит указания, которые поразительно восполняют этот пробел, и мы теперь намерены в этой главе обсудить данный вопрос. Легенды Авесты и ее традиции, которые будут процитированы, указывают на то, что древним иранцам были известны такие явления, как день и ночь, длящиеся по шесть месяцев, и что время, протекавшее до того момента, когда перед почитателем появлялся Тиштрья, одержавший победу над Апаошей, измерялось периодом от одной до ста ночей. А это служит показателем того, что предкам почитателей Мазды была известна длительность мрака, достигавшая ста ночей.
В описаниях, содержащихся в «Фарвадин-яште», имеются сведения о том, что зимой останавливается ток вод и движение солнца. Указания на то, что тело умершего следовало хранить в доме в течение двух или трех ночей, и даже в течение месяца в зимний период, то есть до тех пор, пока не потекут реки, тоже следует приписать отсутствию солнечного света в те месяцы, когда воды, как и свет, удерживались в нижнем мире демонами мрака. Все эти традиции имеют своих «двойников» в ведической литературе. Но традиции Авесты, относящиеся к родине на далеком севере и к ее разрушению снегом и льдом, не встречаются в Ведах, хотя в свете вышеприводимых ведических свидетельств мы можем показать, что эти традиции имеют историческое основание и хранят в себе явные реминисценции, как бы ни были они фрагментарны, о древней родине арьев. Эта традиция сохраняется в первых двух фаргардах «Вендидада», или Книги законов приверженцев Мазды. Эти фаргарды не имеют прямой связи с последующим текстом книги, но сохраняются в ней, видимо, просто как реликты древней исторической или традиционной литературы.
Эти два фаргарда не прошли мимо внимания специалистов по Зенду, начиная с момента открытия Авесты для европейцев Анкетилем дю Перроном (осуществившим первый ее перевод на французский язык в 1771 г.), и были сделаны многие попытки не только определить упоминаемые в ней области, но и прийти к некоторым историческим выводам. Так, Хирен, Родэ, X. Лассен, Пиктель, Бунсен, М. Хауг и другие признавали в этих данных «Вендидада» наполовину исторические и наполовину мистические воспоминания об исходной родине и о тех странах, где создавались эти фаргарды. Профессор Ф. Шпигель сначала воспринял те же взгляды, что и Родэ, но затем изменил свое мнение. С другой стороны, такие ученые, как Киперт, Бреаль, Д. Дармштетер и другие, показывали, что никаких исторических указаний нельзя извлечь из тех описаний, что содержатся в первых двух фаргардах «Вендидада», и этот взгляд, кажется, в основном теперь и принят.
Но надо иметь в виду, что он был сформулирован в то время, когда были еще полностью неизвестны ведические свидетельства в поддержку арктической теории (изложенные здесь в предыдущих главах) и когда существование древней арктической родины не рассматривалось как геологически обоснованное; в эти годы считалось, что человек связан своим происхождением с постледниковым периодом, а Арктика всегда понималась как область, где люди жить не могут.
Недавние открытия геологов и археологов заставили рассматривать этот вопрос в новом ярком свете. И если только интерпретация ведических сюжетов в этих главах правильна, то, как я полагаю, с готовностью может быть принята необходимость пересмотра и авестийских традиций с новой точки зрения, а также то, что не следует сопротивляться принятию попытки недавнего выступления специалистов по Зенду, Бунсена и Хауга, усмотревших в двух первых фаргардах «Вендидада» данные исторического характера.
Первый фаргард «Вендидада» посвящен перечислению шестнадцати областей, созданных Ахура Маздой, верховным богом иранцев. В каждую из создаваемых земель сразу же Ангра Майнью, злой дух в Авесте, старался наслать разные формы зла и бедствий, чтобы сделать ее непригодной для человеческого обитания. Так возникли шестнадцать деяний Ахура Мазды и шестнадцать контрдеяний Ангра Майнью, и все эти деяния и контрдеяния описываются в первом фаргарде, где подробно указывается, как совершались и те, и другие события. Этот фаргард очень пространен, и здесь его целиком процитировать невозможно, а поэтому я воспользуюсь выдержками из него, которые избрал Д. Муир, использовав версию Ф. Шпигеля и М. Хауга, вводя в некоторых местах и трактовку Д. Дармштетера в его переводе «Вендидада» (опубликован в серии «Священные книги Востока», т. IV. Оксфорд, 1880). Нижеприводимые параграфы пронумерованы по переводу Дармштетера, а в скобках приведены номера по работе Шпигеля 1.
1, 2 (1–4): «Ахура Мазда сказал святому Заратустре: «Я превратил в благоприятную ту область, которая до этого не была нигде обитаема. Если бы я этого не сделал, все живое устремилось бы к Айрьяна Ваэджо».
3, 4 (5–9): «Я, Ахура Мазда, создал как первую лучшую область Айрьяна Ваэджо, прекрасного сотворения (или, по Дармштетеру, прекрасной реки Дайтьи). Тогда Ангра Майнью, разрушитель, создал в противоположность этому великого змея и зиму (или снег), создание Даэвов. Там десять месяцев зимы и два месяца лета».
5 (13, 14): «Я, Ахура Мазда, создал вторую лучшую область, Гау (равнины), где расположен
Сугхдха. Там повсюду, в противоречие мне, Ангра Майнью, смертоносец, создал осу смерти для скота и полей».
6 (17, 18): «Я, и т.д., создал третью прекрасную область, Моуру, могучую, святую» (Здесь и во многих местах дальше опущены контрдеяния Ангра Майнью).
7 (21, 22): «Я, и т.д., создал четвертую лучшую область, счастливую Бакхдхи с высоким знаменем».
8 (25, 26): «Я, и т.д., создал пятую лучшую область, Нисайя (между Моуру и Бакхдхи)».
9 (29, 30): «Я, и т.д., создал шестую лучшую область, Харойю, изобилующую жильем (или водой)».
10 (33–36): «Я, и т.д., создал седьмую лучшую область, Ваэкерета, где распложен Дуджак (или, по Дармштетеру, злые тени). В противоречие этому Ангра Майнью, разрушитель, создал Пайрика Кхнатхаити, которая прильнула к Кере-шаспе».
11 (37, 38): «Я, и т.д., создал восьмую лучшую область, Урву, обильную пастбищами».
12 (41, 42): «Я, и т.д., создал девятую лучшую область, Кхненту (река) в Вехркане».
13 (45, 46): «Я, и т.д., создал десятую лучшую область, счастливую Харахвайти».
14 (49, 50): «Я, и т.д., создал одиннадцатую лучшую область, Хаэтумант, богатую и сияющую».
16 (59, 60): «Я, и т.д., создал двенадцатую лучшую область, Рагху, с тремя крепостями (или расами)».
17 (63, 64): «Я, и т.д., создал тринадцатую лучшую область, Чхакру, могучую».
18 (67, 68): «Я, и т.д., создал четырнадцатую лучшую область, Варену, имеющую четыре угла. Здесь родился Тхраэтаона, убивший Азии Дахаку».
19 (72, 73): «Я, и т.д., создал пятнадцатую лучшую область, Хапта Хенду (от восточного до западного Хенду). В противоречие мне Ангра Майнью сотворил несвоевременное зло и пагубную жару (или лихорадку)».
20 (76, 77): «Я, и т.д., создал шестнадцатую и лучшую область, где люди живут без возглавляющего их, у потока Рангхи (по Хаугу, на берегу моря)».
21 (81): «Есть, кроме того, и другие страны, счастливые, прославленные, величественные, процветающие и прекрасные».
Шпигель, Хауг и другие ученые пытались идентифицировать эти шестнадцать стран, и нижеследующая таблица дает представление о результатах их исследований и поисков в этом направлении.
№ | Имя по Зенду | Старо-персидское | Греческое | Новое | Злые дела Ангра Майнью |
---|---|---|---|---|---|
1 | Айрьяна Ваэджо | Иран Веджо | Суровая зима и снег | ||
2 | Сугхдха | Сугуда | Согдиана | Самарканд | Оводы и мухи |
3 | Моуру | Маргу | Маргиана | Мерв | Греховная страсть |
4 | Бакхдхи | Бакхтри | Бактрия | Балх | Терзающие муравьи или чудовища |
5 | Нисайя | Нисэа | Неверие | ||
6 | Харойю (скрт. Сарайю) | Харайва | Арейя | Херат (бассейн реки зари) | Москиты, нищета |
7 | Ваэкерета | Кабул (Ш.) Сегестон (X.) | Захваты | ||
8 | Урва | Кабил (X.) Земли вокруг Испагана (Д.) | Злое развращение. Гордость, тирания | ||
9 | Кхнента, в Вехркане | Варкана | Хирканиа | Гурджан (Ш.) Кандахар (X.) | Противоестественные грехи |
10 | Харахвайти (скрт. Сарасвати) | Хараувати | Арахозиа | Харут | Погребения мертвых |
11 | Хаэтумант (скрт. Сетумат) | Этумандрос | Хельменд | Колдовство. Саранча | |
12 | Рагха | Рага | Рагаи | Раи | Трусость |
13 | Чхакхра (скрт. чакра) | Город в Хорасане (?) | Сжигание мертвых | ||
14 | Варена (скрт. Варуна) | Гхилян (X.)? | Чужеземная деспотия | ||
15 | Хапта Хенду (скрт. Сапта Синдху) | Хиндавас | Индои | Панджаб | Изнуряющая жара |
16 | Рангха (скрт. Раса) | Каспийское море (X.) Арвастан-и-Рум или Месопотамия (Д.) | Зима. Землетрясение |
Примечание. Буквы в скобках: Ш. – Шпигель, X. – Хауг, Д. – Дармштетер.
Староперсидские и греческие имена в таблице приводятся по надписям ахеменидских царей и греческих авторов, писавших после свержения Александром Великим ахеменидских правителей. Выясняется, что по меньшей мере десять из шестнадцати областей могут быть точно определены, а если это так, мы можем смело утверждать, что содержание первого фаргарда является историческим, а не мифическим. Но первая из областей стала предметом споров между специалистами по Зенду. Так, название первой из созданных счастливых областей, Айрьяна Ваэджо, обозначает, что она была областью зарождения («ваэджо» – «зерно», на санскрите – «биджа») арьев (иранцев), или же раем иранской расы. Была ли эта область мифической или реально являла собой родину арьев? А если она была реальной, то где она была? Вот этот вопрос является первым, на который мы должны искать ответ в указанных фаргардах (1 и 2). А во-вторых, мы должны решить, были ли упоминаемые шестнадцать областей последовательно занимаемыми землями при миграции предков иранской расы со своей родины на севере.
В фаргардах ничего не говорится о процессах миграции – там просто указывается, что эти области были созданы Ахура Маздой и что противостоящий ему Ангра Майнью, злой дух в Авесте, насылал так много зла и бед, что эти земли становились неприемлемыми для жизни человека. Фаргарды не содержат указаний на последовательные передвижения людей, но просто дают описания областей, известных предкам иранцев в те времена, когда создавались сами фаргарды. Итак, глава географична, но не исторична, так как не содержит ничего, кроме указаний на страны, известные иранцам в некий исторический период. Спор идет о том, можно ли из географических указаний воссоздать картину истории, принимая эти области за последовательные этапы продвижения с родной земли. Это тем более трудно, что нигде в памятнике нет указаний на процесс миграции.
Профессор Дармштетер полагает, что, поскольку перечисление шестнадцати областей начинается с Айрьяна Ваэджо, а также и реки Вангухи Дайтья, и завершается Рангхой, которая соответствует ведической реке Расе, той мифической реке, которая отделяет богов от их врагов, а также, поскольку Вангухи и Рангха были изначально небесными реками, спустившимися (подобно двум небесным Гангам), чтобы окружить землю – одна с востока, а другая с запада (Бундахиш, 20), то Айрьяна Ваэджо и Рангха должны обозначать восточную и западную границы стран, известных древним иранцам в дни создания фаргардов.
Этого же взгляда придерживается и Шпигель, помещая Айрьяна Ваэджо «в далекие восточные области Иранского плато, в район, где истоки рек Окса и Яксарта». Дармштетер, как кажется, с одобрением цитирует указания на идентификацию Рангхи или шестнадцати областей в комментарии к «Вендидаду» как Арвастан-и-Рум, или Римская Месопотамия. Таким образом, весь фаргард воспринимается как географическое описание древнего Ирана, и профессор Дармштетер в конце своего введения к фаргарду замечает: «Отсюда следует, что историческое содержание не может быть извлечено из этого описания: выявилась необходимость понимания, что это все должно было начинаться с Вангухи и заканчиваться Рангхой. Рассмотрение же этого как указания на географию миграций является превращением космологии в историю».
Но Бунсен и Хауг поддерживают взгляд на Айрьяна Ваэджо как на родину иранцев на далеком севере, и страны, упоминаемые в фаргарде, должны тогда восприниматься как представляющие собой земли, по которым арьи проходили после расставания со своей родиной. Поэтому мы, во-первых, должны решить, была ли Айрьяна Ваэджо только восточной границей древнего Ирана или же первичной родиной иранцев на далеком севере. В первом случае нам следует считать фаргард просто главой из древней географии, но если нет возможности локализовать Айрьяна Ваэджо нигде, кроме севера, то все области от Самарканда и Сугхдхи до Хапта Хенду, или Панджаба, упомянутые в фаргарде, естественно, представляют собой тот путь, который прошли древние иранцы в их продвижении со своей родины.
Таким образом, все зависит от взгляда на ситуацию, связанную с Айрьяна Ваэджо, и поэтому мы сначала взглянем, есть ли в описаниях Авесты что-либо об этой земле, что могло бы утвердить нас в нашей позиции.
Для начала следует отметить, что река Вангухи не упоминается в фаргарде наряду с Айрьяна Ваэджо. В тексте говорится только о «хорошей дайтье в Айрьяна Ваэджо», но неясно, означает ли «дайтья» реку именно этого места. Фраза в Зенде: «Айрьянам Ваэджо вангхуяо дайтьяой», которую Дармштетер переводит как «Айрьянам Ваэджо прекрасно созданная», а Хауг, в свою очередь, приводит такой вариант: «Айрьяна Ваэджо с прекрасными возможностями». Поэтому вызывает сомнение то, что река Дайтья упоминается в этом пассаже вместе с Айрьяна Ваэджо. Но даже если предположить, что перевод Дармштетера правилен, он не дает подтверждения идентификации рек Дайтьи Вангухи.
В «Бундахише» (XX, 7, 13) упоминаются Вех (Вангухи) и Дайтик (Дайтья) в качестве двух отдельных рек, хотя обе, похоже, расположены в Айран-ведж (Айрьяна Ваэджо). Мы не можем упустить из виду тот факт, что не одна Вангухи (Вех) протекает в Айрьяна Ваэджо, но и Рангха (Араг) имеет те же истоки и течет по той же земле, то есть по Айрьяна Ваэджо. Так, мы читаем в самом начале XX главы в «Бундахише», что Араг и Вех – это две главные реки из восемнадцати, и что они «текут с севера и удаляются от Эльбурза в Аухар-мазде; одна течет к западу – это Араг, а одна к востоку – это река Вех».
В «Бундахише» дальше сообщается (VII, 15), что река Вех вытекает из того же источника, что и Араг. Д-р Э. Вест в сноске замечает, что обе эти реки вытекают с «северной стороны Аред-вивсур (Ардви Сура Анахита), из моря, о котором говорится, что оно находится на высокой Хугар (Хукайрья), части Эльбурза». Если судить даже по «Бундахишу», выходит, что Вангухи – это восточная, а Рангха – западная река в северной части Эльбурза, или же они являются двумя реками страны, расположенной на севере, и одна из них течет к востоку, а другая к западу в этой области. По крайней мере, можно сказать, небезопасно делать из этого вывод, что Айрьяна Ваэджо является самой восточной страной, так как название Вех, или Вангухи, соотносилось в более позднее время с самой восточной рекой в Иране. Мы ведь можем, следуя таким путем, поместить Айрьяна Ваэджо на дальний запад, поскольку, как считает и сам Дармштетер, название Араг, или Рангха, было позднее дано самой западной реке.
Опять же, можно спросить, почему Рангху приписывают к Каспийскому морю или почему ее считают самой западной рекой Ирана? В фаргарде ничего не говорится о месте протекания Рангхи. Там просто указывается, что пятнадцатая земля, созданная Ахура Маздой, была Хапта Хенду, а шестнадцатая была у Рангхи. Если Хапта Хенду – это Сапта Синдху, или Панджаб, то зачем совершать такой далекий внезапный прыжок из Панджаба к Каспийскому морю с целью обнаружения реки Рангхи? Рангха – это то же самое, что и Раса на санскрите, и в Ригведе (X, 75, 6) земная река, именуемая Расой, упоминается наряду с Кубхой, Круму и Гомати, которые являются притоками Инда. Не более ли похоже на то, что Рангха может оказаться ведической Расой, притоком Инда? Если контекст приводит к выявлению смысла двусмысленных слов, то упоминание о Хапта Хенду как пятнадцатой области указывает на то, что Раса в шестнадцатой должна бы быть где-то неподалеку, а то, что мы находим Расу реально упоминаемой в Ригведе, наряду с другими притоками Инда, проясняет этот вопрос. Определение Рангхи как самой западной реки весьма сомнительно. И то же самое можно сказать о реке Вангухи, которая вообще-то и не упоминается в фаргарде.
Но этим не ограничиваются доводы Дармштетера. В подтверждение этой сомнительной идентификации он уверяет нас, что та древняя земля, которая называлась Айрьяна Ваэджо, располагалась в той области, где, в соответствии с более поздними указаниями, протекала река Вангухи, или Вех. Эти доказательства явно ошибочны. Названия двух рек, Вангухи и Рангха, бывшие известными в древней зоне расселения, могли быть перенесены на реки, встреченные в новых землях, но при этом не следует приходить к заключению, что именно эти новые реки омывали раньше исходные земли Айрьяна Ваэджо.
Такой факт, как перенесение мигрантами известных им старых названий на новые места их расселения, хорошо известен. Но на этом основании вряд ли кто-нибудь рискнет переименовывать Америку или Австралию в Англию, а поэтому выглядит странным, как это такую ошибку допустили в указанном случае специалисты по Зенду. Ведь если бы даже какая-либо область или страна в Центральной Азии называлась Айрьяна Ваэджо, мы не могли бы указывать на нее как на исходную родину иранцев, подобно тому, как нельзя считать прибежищем Варуны местность Варену, хотя в Зенде эти два слова однозвучны. Рассуждения Дармштетера следует поэтому отвергнуть как несозвучные делу и нелогичные, и, я думаю, ни один ученый не воспримет его мнения, что родиной арьев не может быть север.
В Авесте есть выразительные места, безошибочно указывающие на отличительные черты климата в Айрьяна Ваэджо, и, насколько я знаю, пока не выдвинуто ни одного веского возражения против того, чтобы мы воспринимали их не только как мифические, а имели бы основания использовать их для определения места исходной родины. Так, в начале первого фаргарда сказано, что первым прекрасным и счастливым созданием Ахура Мазды была область Айрьяна Ваэджо, но Ангра Майнью превратил ее в землю, где десять месяцев длится зима и два месяца лето. Это указывает на то, что фаргард складывался в тех местах, где землю покрывал лед. Десятимесячная зима указывает на ее расположение на далеком севере, на большом удалении от Яксарта. И очень неблагоразумно игнорировать подобные указания, типичные только для арктических областей, и, ссылаясь на сомнительность, усматриваемую в смысле, утверждать, что Айрьяна Ваэджо была крайне восточной частью Ирана. Здесь я привожу переводы Д. Дармштетера, Ф. Шпигеля и М. Хауга тех пассажей, в которых описывается десятимесячная зима в Айрьяна Ваэджо, что необходимо для целей нашей работы.
«Вендидад», фаргард 1
Дармштетер
3. Первой из хороших земель и стран, которые Я, Ахура Мазда, создал, была Айрьяна Ваэджо при доброй реке Дайтья. Поэтому явился Ангра Майнью, воплощение смерти, и создал своим колдовством, ради противоречия, змея в реке и зиму, это деяние Даэвов.
4. Там десять зимних месяцев и два летних 2, и они холодны для воды, холодны для земли, холодны для деревьев. Туда приходит зима с худшими из своих бед.
Шпигель
3. Первую и лучшую из областей создал Я, кто есть Ахура Мазда.
6. Айрьяна Ваэджо дивного сотворения.
7. Тогда Ангра Майнью, полный смерти, создал в противоречие этому.
8. Великого змея и зиму, что сотворили Даэвы.
9. Там десять зимних месяцев и два летних.
10. И они холодны и для воды, и для земли, и для деревьев.
11. И это в середине земли, в сердце земли.
12. Приходит зима и приходит самое большое бедствие.
Хауг и Бунсен
3. Как первую лучшую из областей и стран Я, кто есть Ахура Мазда, создал Айрьяна Ваэджо хороших возможностей; в противоречие этому Ангра Майнью, кто смертоносен, создал могучего змея и снег, творения Даэвов.
4. Десять месяцев зимы там, два месяца лета. (Семь месяцев лета там, пять месяцев зимы там было, о них сказано, что они холодны для воды, холодны для земли, холодны для деревьев, там (есть) середина зимы, сердце зимы; там всюду вокруг выпадает глубокий снег; там есть страшнейшие из бед)*.
Из приведенных примеров перевода ясно видно, что все они соглашаются друг с другом в главных положениях: 1) в том, что Айрьяна Ваэджо была первой хорошей областью, созданной Ахура Маздой, 2) что суровые снежные зимы были насланы на нее Ангра Майнью и 3) что после вмешательства Ангра Майнью в этой области наступили десятимесячная зима и двухмесячное лето. Единственным различием между тремя версиями является то, что Дармштетер и Шпигель считают, что последнее предложение текста «они холодны и для воды...» является его частью, а Хауг принимает это за позднее дополнение. Все эти переводчики согласны также в том, что слова «семь месяцев лета и пять зимы» введены позднее, но мы вернемся к этому вопросу ниже. Сейчас мы должны заняться указанием, что «там десять месяцев зимы и два месяца лета». В переводе этих слов расхождений нет, как видно из приведенных примеров.
Другим важным моментом в пассаже выступает то, что длительная зима была результатом противодействия Ангры Майнью, что указывает на наличие других климатических условий в этой области до вмешательства Ангры Майнью. Этому выводу сопутствуют и те соображения, что иранцы никогда не смогли бы поместить свой рай в область суровых снежных зим. Поэтому Бунсен разумно предположил, что Айрьяна Ваэджо изначально была прекрасной страной с мягким климатом, пока враждебный дух не создал могучего змея и снег, в результате чего осталось лишь два месяца лета, а зима стала воцаряться на десять месяцев. Итак, этот пассаж свидетельствует о внезапном изменении климата родной земли, об изменении, превратившем рай в некую окованную льдом землю с долгими и холодными зимами. И если мы пожелаем узнать, что это за земля, в которую внедрился Ангра Майнью, мы должны вывернуть наизнанку климатические условия, возникшие после этого внедрения, и предположить, что эта колыбель иранской расы находилась на дальнем севере, где тогда прохладное лето занимало десять месяцев в году, а короткие двухмесячные зимы были мягкими. Ангра Майнью взломал этот климат, вызвав оледенение и превратив землю в неприемлемую для жизни человека. Описание двух летних месяцев, установившихся после его нападения (то есть когда было «холодно для воды, холодно для земли, холодно для деревьев»), указывает на то, что после наступления оледенения даже условия летнего периода были неподходящими для человеческого обитания.
Мы показали, что обсуждаемый пассаж указывает на внезапное изменение климата в Айрьяна Ваэджо, превратившее десятимесячное лето и двухмесячную зиму в десятимесячную суровую зиму и холодное двухмесячное лето. Тридцать–сорок лет назад подобное предположение было бы воспринято как не только дерзкое, но и немыслимое или же почти сумасшедшее, поскольку геологические данные того времени не достигли еще уровня, который позволяет установить, что в области Северного полюса в древности был мягкий климат. Видимо, именно с этим затруднением столкнулись специалисты по Зенду, когда они робко пытались поместить Айрьяна Ваэджо на далекий север, вместо того, чтобы открыто описать ясные указания на ее крайне северное положение. К счастью, недавние открытия в геологии и археологии не только исключили эти затруднения, установив на научной основе наличие в древности теплого и мягкого климата вблизи Северного полюса в межледниковый период и доказав также, что в полярном регионе наступало, по меньшей мере дважды, оледенение, нарушавшее этот мягкий климат. И теперь это установленный научный факт, что арктический регион некогда характеризовался мягкими и короткими зимами и теплым долгим летом, подобным непрерывной весне, и что эти условия были полностью изменены или замещены приближением периода оледенения, в результате чего зимы стали долгими и суровыми, а лето коротким и холодным.
Изменения, наступившие по злой воле Ангра Майнью в климате Айрьяна Ваэджо, это как раз то, что современные геологи приписывают наступлению оледенения. А если описания так поразительно и неожиданно подтверждаются последними научными исследованиями, я вижу в этом основание, опираясь на которое мы можем отбросить мысль, что они являются мифическими или воображаемыми. И если таковыми их считали в прошлом специалисты по Зенду, то лишь потому, что геологические исследования еще не достигли такого уровня, чтобы иметь возможность подтвердить правильность описаний, содержащихся в Авесте. Но теперь, видя новые материалы, которые подтверждают содержащиеся в Авесте описания Айрьяна Ваэджо, причем детальные описания, мы поступим не слишком мудро, если уклонимся от перепроверки заключений тех ученых, кто изучал Зенд раньше, опираясь на неудовлетворительные материалы. Рассматривая же вопрос с новой точки зрения, мы видим, что Айрьяна Ваэджо была областью Арктики, ибо только там бывает в наши дни зима по десять месяцев. Мы можем не приходить к такому заключению лишь в том случае, если станем отрицать возможность того, что рассматриваемый пассаж содержит традиционное указание на древнюю родину иранцев, и именно так считают некоторые ученые, изучающие Зенд. Но, имея перед глазами ведические свидетельства, описанные в предыдущих главах, мы не видим необходимости в подобных опасениях, которые приводили некоторых специалистов по Зенду к заблуждениям, вызванным осторожным и сдержанным подходом к выводам.
Мы уже видели, что есть серьезные основания считать, что древний год индоевропейцев состоял из десяти месяцев, за которыми следовала двухмесячная ночь, этот год содержал десять летних и два зимних месяца, то есть был именно таким, какой существовал и в Айрьяна Ваэджо до того, как в счастливую землю ворвался злой дух. Слово в Зенде для обозначения лета – «хама» равно санскритскому «сама», что значит «год» в Ригведе. Период, упоминаемый в Авесте как десятимесячный, соответствует, таким образом, десяти месяцам солнечного света, или десяти «мануша юга», за которыми следует долгая зимняя ночь, длящаяся два месяца, как указывалось в предыдущей главе, а точнее – в главах. Можно возразить, что в «Вендидаде» не говорится о том, что два зимних месяца были темными, поэтому нет подтверждения факту непрерывной тьмы в эти месяцы. Однако, немного порассуждав, увидим, что это возражение полностью лишено опоры. Чтобы увидеть в Айрьяне современные десять месяцев зимы, мы должны поместить ее в Арктику, а сделав так, мы встретимся с неизбежным наличием долгой ночи в один, два или три месяца. Эта долгая ночь теперь придется на середину десятимесячной зимы. Но перед последним периодом оледенения, то есть до того, как «ворвался Ангра Майнью», в Арктике лето, а не зима длилось десять месяцев. Длительность долгой ночи и зимы в два месяца должны были бы быть одинакового протяжения во времени.
В этом состоит существенное различие в описаниях рая арьев, в тех, что известны сейчас, и в тех, что представлялись людям в эпоху перед последним периодом оледенения. Но когда зимы были короткими, они, соответственно, соотносились с представлениями о долгой ночи и ограничивались ею. В современной Арктике, где зима длится десять месяцев, долгая ночь приходится на ее середину. Поэтому описания Айрьяна Ваэджо в «Вендидаде» приводят к выводу, что десять месяцев солнечного света, или лета, завершались двумя месяцами темной зимы, что отражает климатические условия тех мест до внедрения Ангры Майнью, который превратил лето в зиму и, наоборот, ввел на все это время царство льда и снега.
Мы уже обращались к максимальному периоду в сто ночей, в течение которых Тиштрья сражался с Апаошей, и говорили об обычае недопустимости выноса тела покойника из дома в течение двух, трех ночей и даже месяца в зимнее время, то есть до тех пор, пока воды и свет, застывшие на зиму, снова оживут, а это все указывает на наличие периода долгой тьмы.
Этот пассаж, в сочетании с упомянутыми описаниями страны Айрьяна Ваэджо, четко устанавливает факт нахождения Рая иранцев на далеком севере или почти вблизи Северного полюса. Выясняется и то, что для него было характерно долгое восхитительное лето и короткие теплые, хотя и темные зимы. И это длилось до тех пор, пока воздействие Ангры Майнью не превратило это место в неприемлемое для человеческого обитания, то есть до наступления ледниковой эпохи, принесшей с собой суровые зимы и снег и покрывшей землю ледяной шапкой в сотни футов толщиной.
В связи с этим следует вспомнить и еще один факт. Мы видели в вышеприведенных списаниях Айрьяна Ваэджо, что комментаторы Зенда добавили якобы несущественное пояснение, а именно: «семь месяцев лета и пять месяцев зимы там было». Д-р Хауг полагал, что слова «они холодны для воды...» и т.д. тоже являются поздней добавкой, и их следует соотносить с пятью месяцами зимы. Но и Шпигель, и Дармштетер, а также комментатор придерживаются мнения, что эти слова составляют часть оригинального текста и должны поэтому восприниматься как относящиеся к двум летним месяцам. Этот взгляд, видимо, является наиболее резонным, поскольку более позднее введение, если оно встречается, бывает, скорее всего, коротким. Похоже, что единственным добавлением к оригинальному тексту являются слова «известно, что там семь месяцев летних и пять зимних», и это должно быть воспринято как относящееся к климатическим условиям, которые царили в Айрьяна Ваэджо перед нападением Ангры Майнью, так как он укоротил длительность лета до двух месяцев, которые опять же были холодны для воды, земли и деревьев.
Выше уже говорилось, что, поскольку Айрьяна Ваэджо была сначала счастливой землей, мы должны полагать, что эти изначальные климатические условия были противоположны тем, которые внедрил Ангра Майнью, то есть в этой счастливой земле изначально лето длилось десять месяцев, а зима только два. Но комментаторы Зенда установили, что там было семимесячное лето и пятимесячная зима, и такая традиция выглядит равнозначной старой, потому что мы читаем в «Бундахише» (XXV, 10, 14): «В день Аухармазд (первый день) Авана зима набирает силу и входит в мир... и в назначенный день Атаро в месяц Дин (девятый день десятого месяца) начинается зима, сопровождаемая большим холодом в Айран-ведж, и до конца, в благоприятный месяц Спендармад, зима продвигается по всему миру; по этому поводу всюду зажигают огни, в день Атаро месяца Дин, и это указывает на то, что зима пришла». Здесь же пять месяцев зимы в Айрьяна Ваэджо точно указываются – это Аван, Атаро, Дин, Вохуман и Спендармад; нам сообщается, что в этот период не празднуется Рапитвин Гах, так как Рапитвин уходит под землю на зиму и возвращается из-под земли летом. Семь месяцев лета равным образом описаны в той же книге как продолжающиеся «от благоприятного дня Аухармазд (первый) в месяце Фарвардин до благоприятного дня Аниран (последний) месяца Митро» (XXV, 7).
Это перечисление показывает, что традиция восприятия семимесячного лета и пятимесячной зимы в Айрьяна Ваэджо была старой, и «Бундахиш», фиксирующий ее, сообщает нам о климатических условиях на древней родине, а не о тех, как думают некоторые, что видел автор писания в дни своей жизни. Ведь в двенадцатом параграфе той же главы перечисляются двенадцать месяцев и четыре сезона, и о сезоне зимы сказано, что это только последние три месяца года, то есть Дин, Вохуман и Спендармад. Я уже упоминал раньше, что порядок месяцев в древнем иранском календаре был другим по сравнению с тем, что приводится в «Бундахише». Но каким бы этот порядок ни был, в указанных пассажах выглядит традиционно сохранившимся перечисление семи месяцев лета и пяти месяцев зимы в Айрьяна Ваэджо, и кажется, комментаторы старого Зенда и «Вендидада» вводили их в текст оригинала. Это, можно сказать, был своего рода маргинальный метод, продиктованный стремлением сохранить старые традиции.
Итак, перед нами два разных сообщения о климатических условиях в Айрьяна Ваэджо до нападения Ангры Майнью: первое – там было десятимесячное лето и двухмесячная зима, что было переведено в. обратный порядок усилиями Ангры Майнью, и второе – там было семь месяцев лета и пять месяцев зимы, что по традиции и сохранялось комментаторами. Представляется, что эти два указания противоречивы, да они таковыми и являются до тех пор, пока мы не овладеем ключом к их точной интерпретации. Они несостоятельны, если мы примем Айрьяна Ваэджо за самую восточную часть древнего Ирана, но если этот рай будет помещен в циркумполярный регион, то есть на далекий север, эта несостоятельность исчезнет, так как там, как выяснено, было лето и по семь, и по десять месяцев в одно и то же время, в зависимости от места расселения иранцев на своей древней родине.
Мы уже видели в приведенных выше описаниях ведических сюжетов, что легенда об Адити указывает на семь месяцев солнечного света, а легенда о Дашагвах – на то, что серия жертвоприношений в период солнца должна была длиться десять месяцев. Подчеркивалось также, что между Северным полюсом и Полярным кругом солнце бывает над горизонтом то дольше, чем семь, то меньше, чем двенадцать месяцев в зависимости от широтного показателя. Поэтому нет ничего странного, необычного или несостоятельного во встречающихся в Авесте указаниях на разную длительность лета на землях древней родины иранцев. Нам поэтому не следует думать, что комментаторы добавили указание на семь летних месяцев только потому, что им показалось несовпадающим с древней благословенной родиной описание лишь двух летних месяцев и десяти зимних. Это немыслимо, чтобы они могли неправильно понять текст оригинала, восприняв его таким образом, как будто условия климата, внедренные Ангра Майнью, изначально соответствовали Айрьяна Ваэджо. Потому мы должны отвергнуть те объяснения, в которых видны попытки считать, что эти поздние включения были основаны на том, что их внесли люди, не соглашавшиеся с тем, что описания в оригинале не могли соответствовать первой из сотворенных счастливой земле. Если текст оригинала правильно прочтен и интерпретирован, он содержит сведения о десятимесячном лете в Айрьяна Ваэджо, существовавшем до нападения Ангры Майнью, и указание на семимесячное лето относится к тому же месту и времени.
Мы встречаемся с такими же проблемами и в Ригведе, где один раз солнце предстает как имеющее семь лучей, а в другой раз – десять, что означает семь и десять месяцев солнечного света, и оба эти варианта возможны в арктическом регионе. Две указанные авестийские традиции должны пониматься как указания на те климатические условия Арктики, которые превалировали на древней родине в далеких северных землях (правильность подобных объяснений была доказана в предыдущих главах). Что же касается обычая разжигать огонь на девятый день десятого месяца Дина, отмеченного в «Бундахише», то мне кажется, что вместо того, чтобы принимать это за указание на то, что «есть зима», лучше связать его происхождение с самым началом зимы в некоторых местах древней родины в указанное время. Ведь если огни начинают зажигать, в этом есть определенное подчеркивание памяти о том, что отмечался скорее факт начала зимы, а не ее протекания в течение двух или пяти зимних месяцев. Если этот обычай будет объяснен именно так, то это станет применимо к тому, что год считался содержащим девять месяцев и десять дней в некоторых частях родины арьев, что уподобляется древнему римскому году, который считался состоящим из десяти месяцев.
Кроме этого уподобления, существует еще и поразительное совпадение между ведической и авестийской традициями в этом вопросе. Судя по «Бундахишу» (XXV, 20), год делится на четыре сезона по три месяца: Фарвардин, Ардавахишт и Хорвадад составляют сезон весны; Тир, Амеродад и Шатвайро – это лето; Митро, Аван и Атаро – осень; Дин, Вохуман и Спендармад – зима. Таким образом, сороковой день шарада (осени) будет представлен десятым днем (абаном) месяца Авана. Утверждение в Ведах, обсужденное нами в девятой главе этой книги, указывающее, что битва Индры с Шамбарой началась «на сороковой день шарада», вполне согласуется (за исключением десяти дней) со словами в «Бундахише», что зима в Айрьяна Ваэджо начиналась с месяца Авана, второго месяца осени. Мы встречаемся здесь с чрезвычайно близким сходством между ведической и авестийской традициями, относящимися к определению конца лета на исходной арктической родине (о соответствии этому греческих и римских традиций мы уже упоминали выше).
Итак, год, длившийся от семи до десяти месяцев солнечного света, может быть прослежен к глубокой индоевропейской древней жизни, а поскольку его двойственный характер можно объяснить, только поместив родину арьев в циркумполярный регион, мы неизбежно приходим к выводу, что там находилась и Айрьяна Ваэджо. Свидетельства Авесты сами по себе ясны и понятны, и видимые несовпадения могли бы быть объяснены уже давно, если бы те, кто изучает Зенд, не создавали ненужных трудностей, перенося свой рай на восток древнего Ирана. При этих условиях излишне говорить о том, какая из двух теорий по проблеме места Айрьяна Ваэджо правильна, так как одна вводит чреватую путаницей гипотезу, но другая применяет естественный и удовлетворительный метод разъяснения вопроса.
Мы обсудили пассаж, содержащий описания климата в Айрьяна Ваэджо. Его содержание, рассмотренное само по себе, объяснимо при помощи арктической теории, и мы пришли к выводу, что Ангра Майнью придал этому климату характер, противоположный его изначальному состоянию. Второй фаргард «Вендидада», при своем сходстве с первым, содержит пассаж, который позволяет избежать необходимости делать такие выводы, так как в нем дается графически точное описание наступления льда и снега, разрушивших древний иранский рай. Этот фаргард по сути служит дополнением к первому и дает нам более детализированный отчет об Айрьяна Ваэджо и описание арийской жизни, которой наслаждались люди до появления Ангры Майнью, ниспославшего на них бедствия, лед и снег. Все это вырисовывается из того факта, что в этом фаргарде предсказан приход суровой зимы, и Йиму предупреждают о необходимости подготовиться к этому, тогда как в первом фаргарде лишь описывается счастливая земля, пораженная злом, которое принес Ангра Майнью.
Дармштетер делит этот фаргард на две части: первая содержит первые двадцать параграфов (или, по Шпигелю, сорок один), а во вторую входят все остальные материалы фаргарда. В первой части говорится, что Ахура Мазда просит Йиму, правителя Айрьяна Ваэджо, именуемого «прославленным в Айрьяна Ваэджо», принять его закон, но Йима отказывается стать хранителем закона (веры), и тогда Ахура Мазда велит ему вести народ по пути счастливой жизни и прирастания. Йима предстает как созидатель процветания и прирастания народа, отбрасывающий от людей смерть и болезни и трижды раздвигающий пределы страны, которая становится слишком маленькой для вмещения всех своих обитателей. Мы не будем здесь задерживаться с целью выяснения, было ли это связано с расширением в арктической области зоны расселения древних арьев.
Вторая часть фаргарда открывается описанием собрания богов, созванных Ахура Маздой, и на этом собрании присутствует также и «прекрасный Йима, хороший пастух, высоко прославленный в Айрьяна Ваэджо», вместе со всеми своими прекрасными смертными. Именно на этом собрании Ахура Мазда четко предупредил Йиму о том, что смертельная зима готова обрушиться на счастливую землю и все в ней разрушить. Для предупреждения этого бедствия Великий Святой советует Йиме создать «вару» (убежище) и сохранить там все семена живых существ и растений. Йима строит эту вару, и фаргард сообщает, что в ней «лишь один раз в год всходили солнце, луна и звезды, и год казался одним лишь днем», как воспринимали его обитатели вары. Фаргард завершается описанием счастливой жизни этих обитателей, из числа которых Заратуштра и его сын Урватаднара выделяются в описании как «хозяева» или «надзиратели».
Описанный вара является неким подобием Ноева ковчега, но разница состоит в том, что в Библии все разрушает поток воды, а в Авесте – снег и лед. Последнее не противоречит геологическим свидетельствам, и даже, скорее, полностью (и неожиданно) подтверждает их. А затем то, что «год казался одним лишь днем», как это воспринимали жители вары, и солнце и звезды «всходили там лишь один раз в год», безошибочно подтверждает географическое положение вары возле Северного полюса, так как больше нигде на поверхности земной суши мы не сможем обнаружить года длительностью в одни сутки, кроме такого места, как Северный полюс.
При таком установлении места расположения вары Йимы сразу выясняется и географическое место Айрьяна Ваэджо, поскольку эта область, как указывается в «Майньо-и-кхард», вмещала в себя вару Йимы. Поэтому данные указания выступают добавочным аргументом в пользу утверждения, что Айрьяна Ваэджо находилась на далеком севере, а не в восточной части Ирана, как ее помещают Шпигель, Дармштетер и ряд других ученых.
Будь этот вара Йимы мифическим или нет, мы тем не менее не можем предположить, что всего лишь плодом воображения были указания на год, длившийся одни сутки, и на единожды в год всходящее солнце. И не случайностью является также и то, что все это совпадает с описаниями полярного дня и ночи. Авторы фаргарда могли сами и не видеть этих явлений, но нет сомнений в том, что они традиционно знали их, а если это так, то мы должны полагать, что их далекие предки обрели свои знания на основе личных наблюдений в период жизни на родине вблизи Северного полюса.
Те ученые, которые располагают Айрьяна Ваэджо на далеком востоке Иранского плато, стараются доказать, что данные о десяти месяцах зимы там появились в писании из-за того, что в памяти авторов фаргарда сохранились некие воспоминания об общем похолодании земного климата, или из того, что на высотах плато, откуда вытекали реки Окс и Яксарт, было холоднее, чем сейчас, потому что и само Иранское плато было тогда выше. Однако оба эти объяснения и искусственны, и неудовлетворительны. Это верно, что на высотах климат бывает холоднее, но описывается-то климат Айрьяна Ваэджо как мягкий и приятный вплоть до нападения Ангры Майнью, вызвавшего резкое похолодание. А поэтому мы должны бы предположить, что плато было сначала невысоким, а Ангра Майнью его поднял кверху, создав на нем холодный климат. Но ведь современная высота плато не так уж велика, чтобы там могли воцаряться десятимесячные зимы. И мы не можем думать, что оно опустилось после Ангры Майнью. К сожалению, нет геологических подтверждений таким его поднятиям и опусканиям, но если бы они и появились, то тогда не нашлось бы объяснения тому, что обитатели вары Йимы считали год одним днем, ибо это соотносимо только с областями Северного полюса. Поэтому следует отбросить все попытки локализовать изначальную область Айрьяна Ваэджо вне циркумполярного региона. Названия мифических рек и мест могли быть перенесены на новые области расселения, но если механически относить эти новые места и объекты к глубоко древним, то мы вполне сможем поместить Айрьяна Ваэджо где-нибудь между Гималаями и горами Виндья в Индии, потому что в более поздней санскритской литературе именно эта местность называется Арьяварта, то есть дом арьев.
Дармштетер и Шпигель пошли именно по пути таких ошибок. Вместо того чтобы связать место расположения Айрьяна Ваэджо с тем фактом, что десятимесячная зима была введена там усилиями Ангры Майнью, что год казался местным жителям лишь одним днем, они попробовали решить задачу методом привлечения к мифическим указаниям названий новых для них рек Ирана, хотя эти названия явно были им присвоены в более поздние времена, когда ветвь арьев переселилась в эти места. Это, естественно, внесло путаницу вместо прояснения вопроса о месте Айрьяна Ваэджо, и ученые старались выйти из нее, сводя все описания к мифологическим рассказам, или, в лучшем случае, думая, что в писаниях отражены сбивчивые воспоминания о древней родине иранцев. Но недавние научные открытия доказали точность авестийских традиционных описаний, и в свете этих новых данных не могут сохраняться дальше ошибочные догадки тех исследователей Зенда, которые помещают Айрьяна Ваэджо на крайний восток Ирана.
Чрезвычайно важной частью второго фаргарда служит предупреждение, высказанное Ахура Маздой Йиме, что роковая зима поразит управляемую им землю, то есть следует описание в тексте оледенения, погубившего счастливую землю. Это предупреждение имеет характер пророчества, но каждый, кто внимательно вглядится в фаргар-ды первый и второй, увидит, что их тексты действительно содержат описания ледниковой эпохи, свидетелями наступления которой были предки иранцев.
Мы приводим переводы отрывков, сделанные Дармштетером и Шпигелем.
«Вендидад», фаргард 2
Дармштетер
22. И Ахура Мазда обратился к Йиме, говоря: «О, прекрасный Йима, сын Вивангхата! Роковая зима готова пасть на плотский мир, она принесет яростный, отвратительный мороз; на плотский мир роковая зима готова пасть, которая вызовет падение густых хлопьев снега и даже глубокие «аредви» на высочайших вершинах гор.
23. И всякие виды животных погибнут, те, что живут в диких местах, и те, что живут на вершинах гор, и те, что живут в глубине долин, под покровом стойл.
24. До этой зимы те поля были покрыты травой для скота; с текущими теперь потоками от тающего снега она кажется счастливой землей этого мира, землей, где можно увидеть даже следы овец.
25. Поэтому сделай ты вару, длиной в конский бег по каждой стороне четырехугольника, и туда перенеси семена овец (баранов?) и быков, и людей, и собак, и птиц, и пылающий красный огонь.
Шпигель
46. Так говорил Ахура Мазда Йиме: «Йима прекрасный сын Виванхао;
47. На плотский мир придет зло зимы;
48. Поэтому неистовый истребительный мороз появится.
49. На плотский мир придет зло зимы.
50. Поэтому снег будет падать в огромном избытке.
51. На вершины гор, на всю их ширину.
52. Из трех (мест), о Йима, должен уйти скот,
53. Если он в опасных местах,
54. Если он на вершинах гор,
55. Если он в глубине долин,
56. Следует охранять места обитания.
57. До этой зимы в стране процветали пастбища;
58. До этого текли воды от таяния снегов.
59. Тучи, о Йима, появятся над обитаемыми областями,
60. На которых хранятся следы мелкого и крупного скота;
61. Поэтому сделай ты круг длиной в конский бег по всем четырем углам,
62. Туда перенеси ты семена скота, вьючных животных, и людей, и собак, и птиц, и красный горящий огонь».
А теперь спросим: может ли быть что-либо более ясное и четкое, чем приведенное описание приближения эпохи оледенения к той счастливой земле, которой правил Йима, и где год равнялся одному дню? В этих пассажах нет упоминаний об Ангра Майнью, но в форме пророчества описываются беды, связанные с оледенением, почти так, как современные геологи описали бы надвигание ледяной шапки на землю во время ледникового периода.
Ахура Мазда говорит Йиме, что яростный и отвратительный мороз падет на плотский мир, и даже вершины высочайших гор будут покрыты снегом и погребены под ним, который истребит все живые существа и наверху, в горах, и внизу, в долинах. Говорится, что снег будет падать «аредви» – глубоким, что Шпигель переводит как «в огромном избытке», а Дармштетер, цитируя комментаторов, объясняет в сноске, что «даже там, где снега будет немного, он будет глубиной в два пальца Витасти, что значит – глубиной в 14 пальцев». Даже снег в локоть глубиной на горах и в долинах не может не истребить все живое, и я не думаю, что можно более живыми красками описать начало периода оледенения.
Имея перед собой этот выразительный пассаж с описанием разрушения счастливой земли при надвигании льда и зимы, мы не видим трудностей в правильной интерпретации значения нападения Ангры Майнью, описанном в начале первого фаргарда. Тот факт, что изначальный мягкий климат был превращен в Айрьяна Ваэджо в суровый из-за прихода зимы и снега, – это уже не требует новых поисков решений. В приведенном пассажэ об этом сказано так ясно, и само описание отличается такой графической четкостью, что нельзя считать все это мифическим или воображаемым.
К этому следует добавить, что недавние геологические изыскания привели к открытию по меньшей мере двух ледниковых эпох, последняя из которых завершилась около 8000 лет до н.э.3, после чего, по утверждениям американских геологов, началась постледниковая эпоха.
Поскольку авестийская традиция полностью соответствует последним геологическим открытиям, нам не следует относиться с предубеждением к тому, что описание гибели первичной арктической родины арьев вследствие наступления ледника является реминисценцией истинных событий. Не следует и думать, что автор указываемых фаргардов почерпнул такие точные описания явлений лишь в своем воображении – именно такие явления, как им описаны, были открыты наукой лет сорок назад.
Дармштетер замечает в сноске к своему переводу фаргардов, что указания на оледенение являются мифологизированным выражением недопонимания, и обычная зима принималась за создание чего-то противоположного нормам жизни в области Иран Ведж. Это легко воспринималось всеми лет двадцать назад, но теперь лучше узнано влияние наступления ледниковой эпохи, и мы не можем и дальше принимать догадки и предположения ученых как правильное понимание описаний Авесты, касающихся процесса наступления оледенения в древнем раю иранцев. Все это показывает, что в силу неполного знания можно неправильно понимать и неверно интерпретировать древние описания, какими бы выразительными и точными они ни были, – неизвестными долго оставались климатические и другие условия среды, окружавшей предков нашей расы в столь отдаленные времена. Хотя даже и при таком неполном знании было все же не так трудно увидеть, что Айрьяна Ваэджо, изначальная родина арийской расы, была расположена где-то вблизи Северного полюса, и предки нашей расы ушли оттуда не из-за «неодолимого импульса» или «перенаселения», но просто потому, что земля не выдержала натиска снега и льда в дни начала ледниковой эпохи. Традиция Авесты, зафиксированная в фаргарде, является древнейшим документальным свидетельством перелома в климате, наступившего много сотен лет назад, что лишь недавно было подтверждено наукой – лет 40–50 назад. Можно лишь выразить сожаление по поводу того, что столь важная традиция была до сих пор неверно понимаема или отбрасываема.
Из всего вышеизложенного видно, что для нас чрезвычайно важны традиционные свидетельства, сохранившиеся в первых двух фаргардах «Вендидада». Гимны Ригведы, посвященные заре, дают нам свидетельства о разгорании зари в течение долгих тридцати дней на древней родине, в Ригведе же мы видим ряд пассажей, говорящих о долгой шестимесячной ночи (или о более короткой) и о годе в семь или десять месяцев. Следует добавить, что некоторые мифы, как и их персонажи, несут на себе неизгладимую печать своего северного происхождения. Но, как уже указывалось, во всей ведической литературе нет ни одного пассажа, который дал бы нам возможность определить время, когда полярный регион был обитаем, или твердо указать на причину, заставившую население покинуть его. Поэтому мы и обратились к геологии, поскольку эта наука недавно установила, что до начала ледниковой эпохи климат был теплым и благоприятным, а сейчас стал так холоден, что превратил эту землю практически в неподходящую для жизни человека.
Отсюда следует единственно возможный вывод, что предки арийской расы жили в Арктике – о чем говорят Веды, – совершенно очевидно, не после ледникового периода, а до него. И традиции, сохранившиеся в Авесте, указывают нам на необходимость такой же ориентации на геологические открытия. Мы располагаем теперь прямыми свидетельствами традиции, которые указывают на то, что:
- в Айрьяна Ваэджо был изначально хороший климат, но Ангра Майнью превратил его в десятимесячную зиму и двухмесячное лето;
- расположение Айрьяна Ваэджо было таково, что обитатели вары Йимы считали год одним днем и один раз в год видели солнечный восход;
- счастливая земля стала необитаемой с начала ледниковой эпохи, подавившей там всякую жизнь.
Вплоть до недавних геологических открытий все эти ясные и четкие указания оставались непонятыми или воспринимались как невероятные теми учеными, которые неизменно пытались, как это недавно сделал и Дармштетер, создать из этих пассажей искусственные и ненатуральные структуры ради приведения их смысла к уровню своего толкования. Мы не можем отрицать, что многим обязаны научным открытиям, давшим нам возможность установить истинное значение авестийских данных и развеять туман непонятности, сгустившийся вокруг них. Несмотря ни на что, ценность исследований в области традиции нерушима. Одним из древнейших исторических моментов, зафиксированных в человеческой памяти, является великое потрясение, повлиявшее на северную часть Европы и Азии в древнейшие времена и заставившее обитателей арктического региона двинуться к югу. Это сохранялось в памяти в течение тысяч лет, подобно древней записи или традиции, хотя значение факта и не было понятным. И только теперь мы наконец увидели, что точность этой фиксации подтверждается последними научными открытиями. Ведь вообще-то мало таких случаев, когда наука доказывает точность древних полурелигиозных воспоминании такого плана.
И уж если место Айрьяна Ваэджо и причина ее гибели так ясно выявляются в совпадении научных и традиционных данных, отсюда, естественно, следует предположение, что и шестнадцать областей, указываемых в первом фаргарде «Вендидада», должны восприниматься как указания на постепенное продвижение иранцев со своей древней родины в сторону Расы и семи рек, то есть фаргард должен рассматриваться как исторический, а не только географический по своему содержанию, как его воспринимают Шпигель и Дармштетер. Указание на то, что в нем нет ни слова о миграции, является верным. Да ведь и нужды нет в специальном указании на миграцию, когда видно, что Айрьяна Ваэджо лежала на крайнем севере, и когда во втором фаргарде говорится, что эта земля была разрушена льдом. Тот же факт, что шестнадцать областей перечисляются в определенном порядке, естественно, воспринимается в этом случае как знак, указывающий на последовательные стадии миграции индо-иранцев. Не следует принимать каждое слово фаргарда за исторически истинное – никто и не ожидает такой строгой точности в традиционно сохраняемых реминисценциях древнейших эпох.
Правильно также и то, что Айрьяна Ваэджо превратилась в некую мифическую землю в поздней литературе парсов, в нечто подобное горе Меру, пристанищу индусских богов в литературе Пуран. Но это не причина для отрицания того, что в указаниях на Айрьяна Ваэджо в первых двух фаргардах «Вендидада» мы встречаемся с историческими воспоминаниями об арктической колыбели иранской, или арийской, расы. Фаргарды дают нам описание стран, через которые пролегал путь индоиранцев до того, как они окончательно расселились в Хапта Хенду или на берегах Рангхи в начале постледниковья.
Эта история о разрушении родной земли наступлением льда легко сравнима с историей о всемирном потопе, имеющейся и в индийской литературе. Древнейший ее вариант обнаруживается в «Шатапатха Брахмане» (I, 8, 1, 1-10), и такая же история содержится с некоторыми изменениями и добавлениями в «Махабхарате» и в Пуранах – «Матсья», «Бхагавата» и других. Все эти пассажи собраны и обсуждены Муиром в первом томе его «Оригинальных санскритских текстов», и нам тут необходимо остановиться на этом. Мы обсудим только ведическую версию этой истории, обнаруживаемую в «Шатапатха Брахмане».
В этом памятнике говорится, что рыба попала в руки Ману из воды, которой он собирался утром омываться. Рыба попросила Ману спасти ее, а за это обещала спасти его от потопа, который смоет все создания. Не указывается, где и когда происходил этот разговор, как не описывается и характер бедствия, сказано лишь, что это был потоп. Сначала Ману держал рыбу в кувшине, затем в пруду и, наконец, отнес ее в океан. И тогда рыба предупредила Ману, что в таком-то году (не указывается, в каком) начнется разрушительное наводнение, и посоветовала ему построить корабль и взойти на него, когда начнется бедствие. Ману строит корабль и всходит на него при начале потопа, привязав веревку к рогу на голове этой рыбы. Он проплывает над «этими северными горами» («этам уттарам гирим»), что комментатор объясняет как хребет Химават, или Гималайские горы, на севере Индии. Затем рыба советует Ману привязать корабль к дереву, чтобы он не был унесен отливающей водой, и Ману делает это. Говорится, что именно поэтому северная гора получила название «Спуск Ману» («Склон Ману»). Поскольку Ману был единственным человеком, спасшимся от потопа, то во имя обретения потомства он принес жертву воде, опустив в нее масло, молоко и творог, результатом чего стало появление в течение года женщины по имени Ида (вариант – Ила). В союзе с ней он обрел потомство.
Так излагает эту историю «Шатапатха Брахмана». Очевидно, на этот вариант ссылается Ат-харваведа (XIX, 39, 7-8), сообщая, что на месте высадки Ману на самой вершине горы выросло растение «куштха». Эта высокая точка Гималаев называется «местом соскальзывания корабля», золотого корабля с золотыми мачтами, который двигался по небесам. В «Махабхарате» эта вершина Гималаев известна как Нау-бандханам («Привязывание корабля»), но ничего не говорится о точном месте и времени события. В «Матсья Пуране» упоминается Малайя, то есть Малабарский район (на юго-западе Индии), как место подвижничества Ману, а в «Бхагавата Пуране» героем истории выступает Сатьяврата, правитель страны дравидов.
Д. Муир сравнил все эти варианты и указал на различия между более ранними и последующими версиями истории, выявив внесенные в нее дополнения и расширения сюжета. Мы, однако, берем здесь древний вариант, в котором, как известно, нет указания относительно места высадки Ману на сушу. При потопе землю заливает вода, а не лед или снег, как указывается в Авесте. Все же кажется, что индийская история, говорящая о наводнении, относится к той же самой катастрофе, которая описана в Авесте, а не к какому-то местному разливу вод или слишком обильным дождям. И хотя «Шатапатха Брахмана» упоминает только наводнение, все же слово «пралейя» обозначает «снег», «мороз» или «лед» в поздней санскритской литературе, хотя древнеиндийский грамматист Панини (V–IV века до н.э.) производил это слово от «пралайя» – «потоп» (VII, 3, 2). Видимо, в древнейшие времена индийцам была известна связь между льдом и разливом вод, затем она, как кажется, не вспоминалась в течение какого-то времени.
Геологи информируют нас, что каждое оледенение характеризуется интенсивным разливом вод по земле, вызываемым притоком тающих на ледниках льдов в русла больших рек. Воды этих рек несут большие массы песка и глины. Слово «аугхах» – «разлив» – в «Шатапатха Брахмане» может поэтому восприниматься как указание на такой размывающий все разлив ледниковых потоков, и мы можем представить себе Ману, уносимого им в лодке вслед за рыбой в сторону Гималаев. Это значит, что нет необходимости считать, что указание в «Шатапатха Брахмане» относится именно к наводнению как таковому, чтобы там ни говорилось в более поздних Пуранах. А если так, то мы можем рассматривать и указания в Брахманах на потоп как на вариант разлива льда в Авесте. Ученые уже указывали, что сама идея о потопе могла войти в индийскую литературу исключительно из семитских источников, но это сомнение довольно скоро было вытеснено из умов, поскольку история, говорящая о потопе, излагается в таком источнике, как сама «Шатапатха Брахмана», которая была создана, как сейчас установлено, не позднее 2,5 тысячи лет до н.э. (это связывается с фактом содержащегося в ней указания на восточное стояние созвездия Криттик, или Плеяд). Поэтому становится очевидным, что вся история потопа является арийской по происхождению, а поэтому и ведические и авестийские указания на потоп явно происходят из одного источника.
Можно также заметить, что Йима, который, как сказано в Авесте, построил вару, называется там сыном Вивангхата, а М ну именуется в ведической литературе сыном Вивасвата (по-ирански, Вивангхата), что встречаем в «Шатапатха Брахмане» (XIII, 4, 3, 3) и в Ригведе (VIII, 52, 1), хотя у него нет эпитета, связанного с потопом. И Яму в Ригведе (X, 14, 1) тоже выразительно именуют Вайвасватом («произошедшим от Вивасвата»). Несмотря на то что Йима выступает героем одной истории, а Ману – другой и что в одной говорится о надвижении льда, а в другой – воды, мы можем считать это все относящимся к тому же геологическому периоду, а точнее – событию.
Указания в Авесте, однако, более точны, чем в «Шатапатха Брахмане», и если это подтверждено почти в каждой детали теми научными данными, которые относятся к наступлению ледникового периода, следует прийти к выводу, что традиция Авесты более древняя, чем та, что выявляется в «Шатапатха Брахмане». К такому же заключению пришел и д-р М. Хауг на основе лингвистического анализа. Он сказал о «Вендидаде»: «Подлинный документ, безусловно, чрезвычайно давний и, безусловно, является одним из древнейших в числе всех частей "Вендидада"». Такое название, как Хапта Хенду в этом пассаже, которое не встречается в более поздней ведической литературе, указывает на это же заключение.
Мы можем тут вспомнить и некоторые пассажи, процитированные Д. Муиром в его «Оригинальных санскритских текстах» (изд. 3, том 2, с. 322–329) для того, чтобы показать, что в индийской литературе сохранялись реминисценции о северной родине. Прежде всего, он указывает на выражение «шатам химас» – «сто зим», встречающееся в Ригведе (I, 64, 14; II, 33, 2; V, 54, 15; VI, 48, 8), и замечает, что, хотя в этом памятнике встречаются и слова «шарадах шатам» – «сто осеней» (II, 27, 10; VII, 66, 16) все же первое из них должно рассматриваться как реликт того периода, когда память о похолодавших областях, откуда ушли ведические арьи, еще не исчезла. Он цитирует и второй пассаж, уже из «Айтарейя Брахманы» (VIII, 14), где сказано: «По этой причине в этой северной области все народы, которые жили по ту сторону Гималаев, (именуемые) Уттара Куру и Уттара Мадра, предназначены (посвящены) к высокославной власти («вайраджьям»)». Эта Уттара Куру снова описывается в той же «Брахмане» (VIII, 23) как земля богов, которую не могут победить смертные, а это указывает на то, что эта область рассматривалась как мифическая. Уттара Куру упоминается и в «Рамаяне» (IV, 43, 38) как прибежище тех, кто занимался похвальными делами, а в «Махабхарате» («Сабха-парван») герой Арджуна говорит: «Вот эти Уттара Куру, которых никто не пытается победить». На то, что Уттара Куру не была сказочной землей, указывает то, что и гора, и народ, и город упоминаются Птолемеем как Оттарокорра. Лассен тоже считает, что Мегасфен имел в виду Уттара Куру, когда упоминал о гипербореях. Муир завершает этот раздел пассажем из «Каушитаки Брахманы» (или «Санкхяяны»), где в разделе (VII, 6) богиня речи по имени Патхья Свасти упоминается как знающая северные области («удичхим дишам»), говоря: «В северной области лучше знают речь и лучше разговаривают, и людям надо направляться туда для изучения речи».
Муир считает, что некоторые реминисценции древних связей с севером могут быть прослежены в этом пассаже.
Но ни об одном из них нельзя сказать, что они содержат указания на родину в арктическом регионе, с чем мы встречаемся в строфах Ригведы, повествующих о долго длящихся зорях, о длительных ночи и дне или о годе в десять месяцев. Но нам следует тем не менее воспринимать указанные Муиром пассажи как подтверждающие свидетельства, а поэтому мы здесь приводим их как таковые. Именно на ведические пассажи и легенды, разобранные в предыдущих главах, и на свидетельства Авесты мы и ссылаемся главным образом для установления факта существования исходной арийской родины в арктическом регионе; при рассмотрении обоих этих источников вместе мы получаем непосредственные традиционные указания на то, что первичные места формирования арийской расы находились вблизи Северного полюса, а не в Центральной Азии и что они были разрушены надвигающимся оледенением, а поэтому индоиранцы, вынужденные покинуть свою родину, мигрировали к югу. При этом движении они прошли через несколько областей Центральной Азии, расположенных, очевидно, в долинах рек Окса, Инда, Кубхи и Расы, и из этого региона они, как видно, снова стали продвигаться путь индийцев лег к востоку, а иранцев к западу, где мы их и видим на раннем этапе последнего исторического периода.