Измени себя — изменится Мир вокруг

Рамаяна. Книга шестая. Битва

Выступление в поход

Выслушав рассказ Ханумана, Рама сказал: «Великий подвиг совершил Хануман! Никто другой в мире не мог бы о таком и помыслить! Одно удручает меня: не могу я воздать ему достойно за ту несравненную услугу, которую оказал он мне и роду Рагху. Но дай мне обнять тебя, о великий сын Ветра, и тем изъявить тебе мою благодарность!» И Рама обнял Ханумана, а затем, обращаясь к Сугриве и Хануману, он сказал: «Поиски Ситы завершились успехом. Но теперь другая забота гнетет мою душу: как минует войско обезьян преграду непреодолимую, как перейдет оно через пучину?» Сугрива сказал: «Не горюй, о Рама! Сита найдена, и мы знаем теперь, где обитает ее похититель, наш враг. Никто в трех мирах не устоит против тебя в бою, и нет неисполнимого для этих преданных тебе могучих обезьян. Но войско наше не перейдет море без моста. И потому, о Рагхава, повели построить мост через океан; когда же мы вторгнемся на Ланку, Равана и ракшасы его падут под нашими ударами и Сита вернется к тебе. Победа будет нашей, великий воин, в том нет у меня сомнения!»

Тогда, ободренный этими речами отважного Сугривы, Рама стал расспрашивать Ханумана о крепости Ланки, о силах, ее охраняющих, и о ее оборонительных средствах и сооружениях. Хануман, сын Ветра, сказал: «Узнай, о Рама, что Ланка, подобная великолепием обители бессмертных, стоит на горе и ее окружает высокая и неприступная золотая стена, выложенная жемчугом, кораллом, ляпис-лазурью и драгоценными камнями; а вдоль стены тянется широкий ров, наполненный водою, бездонный и непроходимый, кишащий рыбами и хищными водяными тварями. Четверо ворот имеет город, огромных и крепких, запертых тяжелыми засовами. Против каждых ворот через ров переброшен мост; и в этих местах установлены сотни железных острых шатагхни, камнеметов и иных боевых орудий, способных отразить нападение и сбросить в ров вражеское войско. Десять тысяч храбрых ракшасов-копьеносцев охраняют Восточные ворота Ланки; сто тысяч – цвет войска ракшасов – стоят на страже Южных ворот; миллион ракшасов, опытных и неодолимых воинов, вооруженных мечами и щитами, обороняет Западные ворота; и Северные ворота защищают десять миллионов ракшасов. Город полон колесниц, слонов и коней, и несметные полчища неукротимых и бесстрашных ракшасов, отпрысков знатных семей, мириады свирепых демонов, бесов и оборотней стерегут его днем и ночью. Вождь их – воинственный Равана смел и в бою неопрометчив; по единому знаку Раваны повинуются ему его грозные рати. Но, переправившись через море, обезьяны победят ракшасов и покорят их твердыню. Повели войскам выступать, о Рама!»

«Воистину, – отвечал Хануману Рама, – настало время свершения наших планов. Сегодня восходит на небе Северная Пхальгуни, созвездие, под которым родилась Сита. Сегодня мы выступим в поход, чтобы освободить из плена царевну Видехи.

Пусть отважный Нила с тысячами быстроногих обезьян идет впереди войска, разведывая путь. О Нила, укажи войску такую дорогу, которая идет по медвяным лугам и тенистым лесам, изобилует плодами и кореньями, источниками чистой воды. И пусть твои проворные воины бдительно высматривают вражеских лазутчиков в лесных зарослях и в горных ущельях и на скалах.

Пусть останутся неопытные и несмелые, ибо поход наш преисполнен опасностей и тягот.

Следом за Нилой двинутся во главе обезьяньей рати могучий Гаджа и предводитель прыгунов Гавакша. И пусть Ришава, украшение обезьяньего рода, ведет правое крыло нашего войска, а неистовый Гандха – левое крыло. Я же буду следовать в середине войска: могучий Хануман понесет меня, как божественный слон Айравата – Индру. Лакшману понесет Ангада. А с тыла пусть замыкают шествие наше царь медведей – могучий Джамбаван, Сушена и обезьяна Вегадаршин».

Войско построилось в порядке, указанном Рамой, и выступило в поход в час благоприятного расположения светил. И на всем пути все приметы и знамения предрекали ему успех.

Нила шел впереди, расчищая войску дорогу. Следом шли тысячи и тысячи обезьян, испускающих воинственные клики, ревущих, как львы, неистовствующих и изъявляющих радость свою прыжками и кувырканьем, стремящихся вперед неудержимо! Одни из них, похваляясь силой, хватали и швыряли оземь товарищей своих, другие ломали деревья, кусты и лианы, третьи низвергали камни со скал; и одни двигались прямо, другие – наискось, лакомясь на ходу медом и плодами, купаясь в ручьях и прудах, взбираясь на холмы, прыгая по деревьям, сметая преграды на своем пути, побуждаемые жаждой битвы.

Царь Сугрива, Рама и Лакшмана двигались в середине войска; окруженные толпами обезьян устрашающего вида, могучих, подобно тиграм и слонам; следом за ними шли, замыкая войско, Джамбаван и Сушена, предводительствующие несчетной ратью медведей.

И Нила, и Балимукха, и Гаджа, и Рабхаса, и другие военачальники неутомимо обегали ряды идущих, подбадривая воинов. А обезьяны шли и шли, заполнив всю землю на много йоджан вокруг. Иные, вдохновленные тщеславием юности, издавали грозные крики и вопли, иные подпрыгивали высоко в воздух или же стремились вперед, падали на землю и тотчас вскакивали, задирали хвосты, визжали, топтали землю ногами, вырывали из земли деревья и тащили их на себе, играли деревьями и камнями, выказывая друг перед другом рвение свое и радость. И обезьяны ревели в присутствии Рамы: «Мы убьем Равану и истребим всех бесов ночных!»

Так двигалось войско на юг, оставляя за собою леса, поля и холмы, деревни, города и страны. И пыль от идущих обезьян, медведей и тигров – воинов, вооруженных когтями и клыками, поднималась, как туча над землею, и застилала свет солнца.

Миновав гору Сахья, войско пошло, не останавливаясь, поспешая ради освобождения Ситы. Небеса были безоблачны, дул ласковый попутный ветерок, приветно звучали крики зверей и пение птиц в лесах, воды источников были прохладны и усладительны, и ветви деревьев, колеблемые ветром, отрясали на идущих дожди благоухающих цветов. И звезды в небе предвещали удачу.

С вершины горы Махендра Рама увидел наконец вдали безбрежные просторы океана, обители Варуны. И, построив свои бесчисленные рати, вожди обезьяньего войска вступили в лес, прилегающий к морскому берегу. Рама сказал Сугриве: «О Сугрива, мы достигли океана – прикажи войскам своим стать лагерем на его берегу. Настало время нам поразмыслить и посоветоваться о том, как переправиться через пучину океана, господина рек. И пусть военачальники идут к своим отрядам и воспретят им разбредаться по окрестностям – здесь на каждом шагу следует остерегаться ракшасов, коварных оборотней».

И войско вышло на поросший берег, омываемый волнами, и взорам воинов открылся бескрайний океан, рокочущий, вздымающий валы, увенчанные пеной, гонимые яростным ветром, океан – обитель бога Варуны, таящая в глубинах своих, населенных чудовищными акулами, китами, тимингалами и морскими змеями, бесценные сокровища и жемчуга. Воды океана прибыли с восходом луны, и беспредельные просторы его подобны были во всем небесам. И волны, то поднимаясь, то падая, словно плясали, словно смеялись, плеща и пенясь, и, ударяясь друг о друга, они рождали шум, подобный грому небес; казалось, гневался океан, с ревом бьющийся о прибрежные скалы; но шум, поднятый обезьяньим войском, хлынувшим на берег морской, разносился далеко окрест и покрывал рев пучины.

И на берегу неоглядного и бездонного моря, за которым жили ракшасы, обезьяны стали лагерем.

Совет во дворце Раваны

Рано утром доблестный Вибхишана, муж, приверженный благоразумию и добродетели, вступил в чертоги Раваны, своего старшего брата, как блистающее солнце в полосу густых облаков. Там, в чертогах, возвышающихся подобно горным вершинам, в просторных дворцовых покоях, полных украшений, жемчуга и драгоценных камней, жили родовитые царские сановники, многомудрые и благочестивые, и жили там прекрасные жены царя.

Ревом труб и барабанным боем оглашались покои Раваны, и грозные стражи – свирепые ракшасы – охраняли врата в них из чистого золота.

Миновав ряд покоев, где брахманы, знатоки Вед, свершали обряды и распевали священные гимны и молитвы, Вибхишана узрел своего царственного брата, приветствовал его и по знаку его опустился на золоченую асану. И сказал могучерукий Вибхишана царю ракшасов в присутствии его приближенных слова, исполненные здравомыслия и соответствующие месту и времени: «С тех пор как царевна Видехи, о победоносный, явилась к нам, похищенная тобою у ее супруга, дурные предзнаменования сулят беду нашему роду. На жертвенных алтарях огни чадят и гаснут, не разгораясь; в жертвенном масле находят муравьев; змеи заползают в храмы. Вороны, каркая, тучами кружат над кровлями зданий, в сумерки слышен зловещий вой шакалов, и волки прибегают в город из лесов и воют по ночам у ворот дворца. О царь, чтобы предотвратить грозящую нам беду, есть один лишь путь – примириться с Рамой, вернуть ему Ситу. Иначе неминуемая гибель ждет наш город и всех ракшасов. В бою неодолим могучий победитель Кхары, и страшным будет возмездие за нанесенную ему тобой обиду».

Внимая этим разумным речам, Равана, ослепленный своею греховною страстью, обуян был гневом. «Страха я не ведаю совсем, – сказал он. – Никогда уже не видеть Раме дочери Джанаки. Пусть сам Индра с небожителями будет помогать ему – против меня он бессилен». И Равана, недовольный, отпустил своего брата Вибхишану, сказавшего ему правду.

Поразмыслив и посовещавшись со своими приближенными, Равана решил, что время войны настало. И он взошел на колесницу, украшенную жемчугом и кораллами, с золотою упряжью, и отправился в дом совета, воздвигнутый Вишвакарманом. Могучие ракшасы, вооруженные мечами и щитами, сопровождали его, и подданные склоняли головы перед ним, сложив ладони, и возглашали победу ему, когда он следовал в дом совета, наполняя окрестность громом своей колесницы.

Прибыв во дворец, воздвигнутый Вишвакарманом, Равана вошел и сел на трон, украшенный ляпис-лазурью и покрытый оленьей шкурой. Он разослал гонцов по всей Ланке, повелев им созвать ракшасов, и гонцы вошли в каждый дом и всюду возвестили царскую волю. И со всех концов явились в столицу грозные воины, пешие и конные, на бесчисленных колесницах и повозках и на слонах, готовые исполнить любой приказ десятиглавого владыки.

Когда все воители и военачальники, и среди них – Кумбхакарна, бодрствовавший в тот день, заняли свои места, Равана сказал: «О могучие мужи! Вы, чья отвага помогла мне одержать победу над якшами и данавами и самими бессмертными богами! Ныне снова нужен мне ваш совет и ваша помощь – с ними мне всегда сопутствовал успех. Рама во главе обезьяньего войска идет на Ланку, проведав о том, что сюда унесена мною из леса Дандака его возлюбленная Сита.

Я не знаю в трех мирах никого, кто бы равен был красотою Сите, и нет никого для меня желанней. Она так стройна и нежна, словно сам Майя, небесный художник и зодчий, изваял ее и наделил несметными чарами, пленяющими взор и сердце. Когда я вижу ее ноги, маленькие и нежные, как лепестки цветов, страсть опаляет мою душу. И когда я взираю на ее прекрасное лицо, сияющее, как солнечный свет, я теряю власть над собою. Но непокорная красавица не хочет взойти на мое ложе. И, терзаемый неукротимой страстью, одолеваемый и радостью и гневом, я потерял покой, я изнурен, как конь, загнанный в скачке. Год сроку просила у меня царевна. Она ожидает супруга своего Раму, на чью отвагу возлагает свои надежды, стремясь избавиться от плена. И хотя не пересечь ему и его обезьянам океана и не страшен мне, одолевшему богов, враг – простой смертный, все же я призвал вас на совет, ибо совет рождает победу, – так говорят мудрые. Обдумайте и рассудите, как защитить Ланку и что нужно для того, чтобы Сита осталась в моей власти и чтобы погибли сыновья Дашаратхи».

И выслушав эти речи Раваны, ракшасы отвечали ему: «У тебя, о царь, достаточно войска и оружия. О чем печалиться тебе, победителю Смерти? Повели сыну твоему Индраджиту, одолевшему властителя небес, стать во главе рати – он без труда справится с обезьянами и с Рамой».

Прахаста сказал: «Я могу одолеть в битве богов, и данавов, и нагов, и гандхарвов – что для меня эти двое из людского рода, Рама и Лакшмана? Хануман обманул нас однажды, но во второй раз он не уйдет отсюда живым. Прикажи, о царь, и я истреблю обезьяний род и очищу от него землю; и не будет у тебя причины для тревоги».

И Дурмукха, и Ваджрадамштра, и Никумбха, сын Кумбхакарны, и другие военачальники ракшасов, каждый поочередно, поклялись, что в одиночку одолеют Раму и Лакшману и обезьянье войско. И распаленные гневом ракшасы вскочили со своих мест, и, размахивая неистово копьями, палицами, луками, дротиками, топорами и сверкающими мечами, они выкрикивали угрозы и сулили смерть Раме и его соратникам.

Кумбхакарна же сказал: «О царь, в тот миг, когда похитил ты Ситу из-под стражи Лакшманы, поистине, страсть захлестнула твой разум, подобно тому, как затопляет Ямуна прибрежные поля в половодье. Это деяние было недостойно тебя, о великий царь. Раньше чем совершить его, должен ты был просить нас о совете, а не после того. Тот, кто поступает по справедливости, не имеет причины раскаиваться после. Но тот, кто действует, не рассуждая, и спрашивает совета не в надлежащее время, терпит ущерб.

Но если уж настало время сражаться, я огражу тебя от твоих врагов, о Десятиглавый. Будь покоен – я принесу тебе желанную победу. Я убью Раму и выпью его кровь, я сокрушу и пожру вождей обезьян. И когда я пошлю Раму в страну, которой правит Яма, Сита навсегда пребудет в твоей власти, и ты насладишься ее красотой без помехи».

И Махапаршва сказал, видя гнев Раваны: «О победоносный, поистине, человек, вошедший в цветущую рощу и не отведавший меда, коим она изобилует, дурачит сам себя. Кто может повелевать тобою, о повелитель, кто посмеет противиться твоей воле? Почему не исполнишь ты своего желания, если страсть влечет тебя к Сите, и не вкусишь наслаждения вволю? Чего бояться тебе, когда Кумбхакарна, и Индраджит, и все мы стоим на страже твоего покоя и сам громовержец Индра не в силах помешать тебе в твоих стремлениях?»

Выслушав эти речи, Равана отвечал Махапаршве: «Знай, о Махапаршва, что я не могу сделать того, о чем ты говоришь. Некогда я увидел Панджикастхалу, блистающую, словно пламя в небе, на пути к обители Брахмы. Ее красота ослепила меня, и я насладился ею, лишив ее блистательного наряда; подобная сломанному лотосу, удалилась она в чертоги Прародителя. И тогда, узнав о случившемся, разгневанный Владыка сказал мне: «Если когда-нибудь отныне ты возьмешь женщину силой, голова твоя в тот же миг разорвется на тысячу частей». Вот почему, угнетаемый тайным страхом, я не касаюсь царевны Видехи.

Но Рамы я не боюсь. Этот дерзкий не знает мощи моей, и потому отважился он приблизиться к моим владениям. Кто, безрассудный, смеет тревожить спящего в пещере льва? Он не видел в сражении стрел моих, подобных ядовитым змеям, несущих смерть врагам. Как взошедшее солнце побеждает блеск звезд, так и я со своею могучей ратью одолею его силу».

Тогда сказал царю ракшасов Вибхишана, преданный мысли о благе его: «Воистину, страсть твоя к Сите – это змея, обвившаяся вокруг твоей шеи; она тебя задушит. И на всех нас великую опасность навлекла дочь царя Митхилы – пока не поздно, отдай ее Раме. Пока обезьяны не овладели Ланкой и стрелы Рамы не снесли головы с плеч лучшему из ракшасов, верни ему его возлюбленную супругу». И, обратившись к Прахасте и другим военачальникам ракшасов, Вибхишана сказал: «О бродящие в ночи, мощь вашего врага беспредельна, и ради вашей жизни и блага вы не должны пренебрегать ею. Нет мудрости в том, что сказали вы здесь, как нет у грешника надежды на небесное блаженство. Ни ты, о Прахаста, ни Индраджит, ни Кумбхакарна не в силах устоять против Рамы в бою. И если царь наш неистов и безрассуден и сам стремится навстречу своей гибели, вы должны поступить как истинные друзья его, а не как враги. Как одержимого злым духом спасают друзья, таща его за волосы, так и вы спасите царя, хотя бы и вопреки воле его! Ради блага царя, и города, и всех ракшасов – возвратите Раме дочь государя Митхилы!»

Со вниманием выслушав Вибхишану, одаренного божественным красноречием, великий духом Индраджит, предводитель демонов, сказал: «К чему, о дядя, ведешь ты эти бесполезные речи, приличествующие трусу? Нет в нашем роду боязливых и слабых; один Вибхишана, брат моего отца, лишен, видно, мужества и силы. Чего боишься ты, о робкий, когда любой из ракшасов справится и с Рамой и с Лакшманой? Ведь они – всего лишь смертные люди. Повелитель богов, владыка трех миров, был пленен мною и приведен на землю, и небожители разбежались в страхе передо мною. Я вырвал клыки у небесного слона Айраваты и низвел его на землю. Ужели я, сломивший гордость богов и дайтьев, не одолею человека?» Вибхишана отвечал Индраджиту: «О сын мой, ты еще дитя, и ум твой не созрел для совета – оттого и похваляешься ты, как безумец, на горе себе и отцу своему. Ни тебе, никому другому не устоять против сына Дашаратхи; безрассудны твои слова! О царь, – молвил Вибхишана, – верни Ситу Раме, и да избегнем мы беды и обретем покой!»

На эти слова Вибхишаны, исполненные благоразумия, Равана отвечал, движимый пагубным гневом: «Лучше жить среди явных врагов или среди разъяренных змей, чем с теми, которые выдают себя за друзей, будучи врагами втайне. Я хорошо знаю, о ракшас, природу родственников, они одинаковы повсюду – всегда рады несчастью близкого. И родственники царя, могучего и победоносного, всегда стремятся повредить ему и расстроить его замыслы. Худшие враги – лицемерные родственники, они рады повредить один другому. Знаешь, что в былые времена сказали слоны, завидев охотников? – «Нам не страшны ни огонь, ни оружие, ни даже ужасная петля – мы боимся коварных родичей своих, ослепленных себялюбием. Только с их помощью нас находят и ловят в лесах». И нет хуже страха, чем страх перед родственниками. Недаром говорят: «В коровах – молоко, в родственниках – опасность, в женщинах – непостоянство, в брахманах – благочестие». Ты завидуешь моей славе, моему богатству, моему могуществу. Позор тебе, о презренная обезьяна, ты, что бесчестишь род свой! Если бы иной кто-нибудь осмелился произнести то, что я услышал сейчас от тебя, он тотчас лишился бы жизни!»

Оскорбленный суровой речью Раваны, Вибхишана поднялся в гневе со своего места и сказал: «Ты ослеплен, о царь. Только забота о твоем благе понуждает меня говорить. Я не хочу видеть тебя убитым, сраженным златоперыми стрелами Рамы. Ты – старший брат мой, и я должен почитать тебя, как отца, но ты не следуешь праведным путем. И я не потерплю твоих оскорблений. О царь, тех, кто услаждает твой слух льстивыми речами, ты много найдешь вокруг себя, но редки те, кто может сказать или выслушать слова неприятные, но справедливые. Прости мне, о Десятиглавый, то, что я сказал тебе ради твоего блага. Поступай, как хочешь, обороняй, как можешь, себя и этот город. Я ухожу, и да будешь ты счастлив без меня».

И Вибхишана и вместе с ним еще четверо высокородных ракшасов покинули собрание бесов тьмы.

Вибхишана в стане Рамы

Покинув Ланку, Вибхишана во мгновение ока достиг тех мест, где расположились с обезьяньим войском Рама и Лакшмана. Вожди обезьян завидели его издалека, летящего по воздуху подобно грозовой туче, сверкающей молниями, и с ним четверых его спутников, могучих и устрашающих видом, с мечами и палицами в руках. И Сугрива, поразмыслив, сказал Хануману и другим обезьянам: «Смотрите, вот летит ракшас и вслед за ним еще четверо вооруженных демонов, чтобы убить нас». И обезьяны отвечали, потрясая каменными глыбами и стволами деревьев: «Прикажи, о царь, и мы сокрушим и уничтожим этих злобных бесов. На горе себе явились они сюда». Вибхишана между тем опустился на северном берегу океана и громким голосом вскричал, обращаясь к Сугриве и его приближенным: «Я – Вибхишана, младший брат Раваны, царя ракшасов, свершившего много нечестивых деяний. Это он похитил Ситу из Джанастханы и убил коршуна Джатаю; ныне он держит ее в плену на Ланке. Тщетно я увещевал его и умолял его возвратить Ситу Раме. Он оскорбил и унизил меня, и я покинул Ланку, покинул детей моих и жен и явился сюда искать прибежища у Рагхавы. Поведайте великому духом потомку Рагху, что прибыл Вибхишана, брат царя демонов».

Сугрива поспешил тогда к Раме и сказал ему: «Младший брат Раваны, по имени Вибхишана, явился сюда с четырьмя ракшасами искать твоего покровительства. Остерегайся его, о победоносный; эти ракшасы коварны и опасны. Несомненно, он проник к нам, чтобы посеять смуту в нашем стане или убить нас, воспользовавшись нашей беспечностью, как сова, истребившая спящих ворон. Он – ракшас родом и брат нашего врага, как можем мы доверять ему? О благородный, я думаю, что этот Вибхишана, подосланный к нам Раваной, должен быть убит. Он погубит тебя, если ты поверишь ему».

Выслушав Сугриву, Рама обратился к другим обезьянам, окружавшим его, и сказал: «А что думаете вы об этом и что посоветуете мне, как истинные друзья?» Обезьяны отвечали ему: «О Рама, ты говоришь так для того только, чтобы почтить нас изъявлением твоего уважения. Ты мудр и проницателен и знаешь сам, как надлежит здесь поступить. Но пусть выскажут свое мнение мудрейшие из нас». Ангада сказал тогда о Вибхишане: «Мы не должны поверить ему сразу; ведь он пришел от наших врагов. Злые скрывают истинную свою природу и губят людей, пользуясь их слабостями. Нам должно быть настороже». И Шарабха сказал: «Прежде испытайте его; подошли к нему тайных соглядатаев и, если убедишься, что он не замышляет злого, привлеки его на нашу сторону».

Хануман же молвил, обращаясь к Раме: «Я не думаю, о царь, что есть польза в том, что советуют тебе. И мне кажется, что действовать следует осмотрительно и неопрометчиво. Как можем мы испытать его? И если пришелец явился как друг, наша подозрительность только оттолкнет его. Я же не заметил в нем коварства, когда он говорил. Речь его лишена хитрости; я верю ему. Замышляющий злое не явится так смело и открыто. Не так легко скрыть собственную природу, она всегда выдаст себя. Нет сомнения, Вибхишана слышал о гибели Валина и о воцарении Сугривы; ныне, движимый здравомыслием, он пришел к нам, желая получить царство. Обдумав это, нам следует принять его помощь. Я сказал то, что думаю об этом, о мудрый, теперь тебе надлежит решать».

Рама сказал: «Я мыслю о Вибхишане так же, как и ты, о сын Ветра. Очевидно, он пришел сюда как друг; и я не могу отвергнуть его». Выслушав эти слова и поразмыслив над ними, Сугрива, царь обезьян, сказал: «Пришел ли он к нам как друг или как враг, этот бродящий в ночи, нам не следует принимать его, покинувшего своего брата в беде. Почему должны мы верить, что он не предаст и нас в час невзгоды?» Рама тогда, глядя на Сугриву, молвил, улыбаясь: «Мудры слова царя обезьян. Но следует помнить, что есть разные враги – одни приходят извне, другие появляются внутри рода. И если в роду царей братья не верят друг другу – тогда они боятся один другого и меж ними неизбежна война. Мы не родственники Вибхишане; он пришел к нам, чтобы завоевать царство. О Сугрива, не все братья подобны Бхарате, не все друзья – тебе. Намерения Вибхишаны нам ясны, и нам не следует пренебрегать новым союзником». Сугрива сказал на это: «О благородный, этот демон подослан сюда Раваной. Он намеревается погубить нас – меня, и тебя, и Лакшману. Я полагаю, нам лучше умертвить его и четверых его приближенных!»

Выслушав слова Сугривы и взвесив их, Рама сказал: «Вибхишана пришел в наш стан как друг, и нет у нас причины подозревать его в злых замыслах. И даже если мы не знаем его истинных намерений, я не могу отказать в убежище тому, кто просит меня о нем.

К тому же он не сможет причинить нам зла, если он и захочет. Ни пишачи, ни данавы, ни якши, ни все ракшасы на земле не страшны мне – я справлюсь с любым из них. О Сугрива, лучший из обезьян, ступай и приведи сюда Вибхишану; пусть он идет безбоязненно; тот, кто ищет у меня убежища, всегда найдет его, будь то сам владыка демонов».

Сугрива, убежденный словами Рамы, повиновался; и Вибхишана с четырьмя ракшасами предстал перед сыном Дашаратхи и поклонился ему в ноги. «Я – младший брат Раваны, оскорбленный им, – сказал Вибхишана. – Я пришел к тебе искать защиты у тебя, о великий духом, оставив на Ланке друзей моих и мои богатства. Жизнь моя и все, чем я владею, – в твоей власти отныне, о Рагхава». И Рама, ободрив его приветливыми речами и взглядом, сказал ему; «Поведай мне о силе и слабости моих врагов».

Вибхишана сказал: «О царевич, Равана, десятиглавый владыка ракшасов, могуч и непобедим в бою. Милостью Самосущего, дарованной ему за подвиги благочестия, он неуязвим для всех – для богов и гандхарвов, для змей и птиц. Второй мой брат, Кумбхакарна, в битве равен силою властителю небес. Сын Раваны Индраджит сражается в непробиваемых оружием доспехах, в перчатках из кожи игуаны и обладает даром становиться невидимым в бою. Прахаста, победитель Манибхадры, предводительствует войском Раваны. Десять тысяч раз по десять тысяч воинов у него под началом – ракшасов, населяющих Ланку, оборотней, кровожадных и грозных. В битве они неодолимы».

Выслушав эти речи и взвесив их в уме, сын Дашаратхи сказал: «Я вижу, сколь велико могущество Раваны, о котором ты рассказываешь, о Вибхишана. Но знай, что я убью Десятиглавого и его соратников и сделаю тебя царем. Ни под землей, ни на небесах не скроется он от меня и не найдет спасения. Клянусь моими братьями, я вернусь в Айодхью, лишь когда убью в битве Равану с его сыновьями, родичами и друзьями».

И Вибхишана сказал: «Располагай мною, о Рагхава; я помогу тебе всей моею мощью в завоевании Ланки. Ты увидишь меня, истребляющего ракшасов, в самой гуще войска Раваны».

Тогда Рама, обрадованный, обнял Вибхишану; затем, обратившись к Лакшмане, он сказал: «О брат мой, принеси воды из океана». И сын Сумитры повиновался; и по велению Рамы он окропил водою голову Вибхишаны; перед взорами обезьяньего войска, при возгласах одобрения и приветственных кликах воинов Рама объявил Вибхишану царем ракшасов. И обезьяны воздали хвалу великодушию и мудрости сына Дашаратхи.

Помазав на царство младшего брата Раваны, Рама вышел на берег океана, господина рек, и стал на берегу над пучиной, рокочущей и вздымающей волны. И, узрев Лакшману рядом с собою, Рама сказал ему такие слова: «Говорят, что скорбь утихает со временем; но моя тоска, порожденная разлукою с Ситой, возрастает день ото дня. Увы! Снова и снова слышится мне крик ее: «О супруг мой!» – в час ее похищения; словно яд, он жжет меня. О сын Сумитры, покинув тебя, я готов низринуться в эту бездну океана, чтобы погасить огонь, испепеляющий мое сердце!

Когда, пронзив стрелами грудь повелителя ракшасов, я развею мою тоску? Когда увижу я лицо моей любимой, сияющее несравненной красотою? Когда она обнимет меня, улыбаясь, и я, подобно умирающему, приникшему к источнику бессмертия, запечатлею поцелуй на губах ее, нежный, как лепестки лотоса? О Ветер, лети в ту сторону, где томится в плену моя милая, и, коснувшись ее, вернись и повей на меня, принеси мне радость!

Вдали от меня, ее супруга, она влачит свои дни среди свирепых демонов и демониц, лишенная защиты. Нежная и хрупкая, как цветок, она изнурена печалью и невзгодами. Когда же настанет день нашей встречи и горе покинет меня?»

Ракшас Шардула, соглядатай злого Раваны, увидел войско Сугривы на берегу океана. Поспешив на Ланку, он предстал перед своим повелителем и сказал: «Несметная рать обезьян и медведей приближается к Ланке. Сыновья Дашаратхи привели ее на берег океана. Реши, о великий царь, что должно сделать прежде, чем враг подступит к городу!»

Услышав от Шардулы о приближении неприятеля, Равана призвал к себе ракшаса по имени Шука и сказал ему: «Ступай во вражеский стан, явись к царю Сугриве и передай ему от меня такие слова: ,,О Сугрива, могучий сын Солнца, отпрыск великого рода! Зачем ведешь ты против меня свое войско? Я не враждовал с тобою. Поистине, я считаю тебя моим братом, о царь обезьян! Я похитил супругу у царевича Айодхьи, но что тебе до этого, о Сугрива? Возвращайся в Кишкиндху. Никому не дано одолеть крепость Ланки. Даже боги и гандхарвы не могли этого сделать – что же говорить о людях и обезьянах?»«

Приняв такое поручение, ракшас тотчас обернулся птицей и взвился в небо. Пролетев над бездной океана, он опустился на землю и, явившись перед Сугривой, повторил все, что молвил ему коварный Равана. Едва он кончил, обезьяны, слышавшие его речи, повскакали с мест, бросились стремительно на Шуку и схватили его, намереваясь оборвать ему крылья или убить его. И схваченный ими Шука вскричал тогда жалобным голосом, обращаясь к Раме: «О потомок Рагху, не подобает убивать посла. Останови обезьян, о Рама!» И Рама сказал обезьянам: «Не убивайте его».

Снова став на землю, демон молвил: «О Сугрива, что сказать мне Раване, перед которым трепещут все живые существа?» Царь обезьян отвечал: «Скажи ему, о ракшас, мои слова: «О Равана, ты не друг мне и не благодетель мой, и я не питаю любви к тебе. Ты враг Рамы и потому достоин смерти – как Валин до тебя – с твоими друзьями и родственниками. И потому я убью тебя, о царь бродящих в ночи, с твоими сыновьями, друзьями и родственниками и обращу Ланку в пепел. И ты не избегнешь своей участи, даже если боги встанут на твою защиту. Ни ракшасы, ни пишачи, ни гандхарвы, ни асуры не защитят тебя, Равана. Ты похитил прекрасную Ситу, но ты не соразмерил своих сил, о безумный. Кара настигнет тебя; тебе не устоять перед могуществом Рамы – он возьмет твою жизнь»«.

Тогда, обращаясь к Сугриве, заговорил Ангада, сын Валина: «О мудрейший царь, этот ракшас – не посол. Думается мне – и в том у меня нет сомнения, – что это соглядатай. Он явился сюда, чтобы разведать наши силы. Истинно говорю тебе, схвати его. Не давай ему возвращаться в Ланку». И тогда по приказу Сугривы обезьяны схватили Шуку, и он возопил, как погибшая душа. Жестоко сжатый руками безжалостных обезьян, Шука вскричал, опять взывая к великодушному сыну Дашаратхи: «О Рама, они отрывают мне крылья и выцарапывают глаза! Если я погибну, пусть все грехи, свершенные мною со дня рождения и до смертного часа, падут на твою голову!» И, слыша этот жалостный крик, Рама остановил обезьян и сказал им: «Отпустите посла».

И, повинуясь слову Рамы, обезьяны пощадили Шуку, но до времени воспрепятствовали ему возвращаться на Ланку и по повелению Сугривы, связав, оставили в плену.

Сугрива и Хануман обратились тогда к Вибхишане и спросили его: «Скажи, доблестный, как переправиться нам с войском через бездну вод – обитель Варуны?» На это ответил благочестивый брат Раваны: «Пусть Рама прибегнет к милости Океана. Некогда царь Сагара, пращур Рамы, сотворил эту великую бездну – океанскую пучину; и ныне могучий Океан не откажет в помощи потомку Сагары».

Мост через океан

И по совету Вибхишаны Рама вышел на берег океана. Три дня он оставался там, и три ночи он спал на берегу на ложе из травы куша. На четвертый день он услышал голос Океана; встав из волн в блистающем жемчугом и золотом наряде, окруженный огненноликими паннагами и женами своими, богинями рек, Океан приблизился к Раме и сказал: «О Рагхава, глубины мои бездонны, и нет предела вечному движению волн. Нет переправы через меня – такова моя природа. Но я помогу тебе и сделаю так, чтобы войско твое могло перейти меня, и свирепые морские чудовища не тронут его. О благородный, в войске твоем есть обезьяна по имени Нала, сын Вишвакармана, зодчего богов. Повели ему построить мост через меня, и воды мои, как твердое дно, поддержат этот мост».

Сказав так, Океан исчез; с ним исчезли реки и паннаги. Тогда поднялся Нала, достойнейший из обезьян, и сказал: «Истину молвил господин рек. Искусством, унаследованным мною от отца, я воздвигну мост через бескрайнюю обитель дельфинов. Пусть сегодня же примутся за работу могучие обезьяны».

И тогда по велению Рамы сильнейшие из обезьян сотнями и тысячами не мешкая отправились в лес. Обезьяны-исполины, сами подобные горам, стали вырывать из земли деревья и носить их к океану. И они бросали и валили в море деревья шала и пальмы, ашвакарны, арджуны и цветущие карникары, семилистники, ашоки и биллаки, бамбук и бакулы и гранатовые и манговые деревья. Они валили или вырывали их с корнями, они выламывали громадные утесы и катили или тащили их при помощи хитроумных приспособлений к воде. И когда эти огромные утесы рушились в океан, воды вздымались горою до самых небес и опять опадали; и деревья, падая в пучину, рождали смятение волн и водовороты.

строительство моста рамы фото

И превеликий и оглушающий шум стоял от падения в воду тех скал. Меж тем, пока одни обезьяны тащили и рушили в океан деревья и камни, другие уже взбирались на них, выступающих из воды, держа в руках палки и веревки для измерения прямизны моста. И с помощью сотен могучих обезьян Нала начал строить мост через океан, мост в сто йоджан длиною.

В первый же день обезьяны, мощью подобные слонам, исполненные рвения и напрягшие силы, закончили четырнадцать йоджан моста. Во второй день, работая быстро и споро, они сделали двадцать йоджан. На третий день могучие обитатели лесов продвинулись на двадцать одну йоджану. На четвертый день пылкие и неутомимые обезьяны, трудясь с великим усердием и охотою, продвинулись на двадцать две йоджаны. И на пятый день они закончили двадцать три йоджаны, достигнув дальнего берега. Так могучий сын Вишвакармана, равный искусством своему божественному отцу, построил мост через океан.

И этот мост, сооруженный обезьянами над обителью дельфинов, был прекрасен видом и блистателен, как Млечный Путь на небосводе. Тогда боги и гандхарвы, сиддхи и великие святые появились на небесах, жаждущие увидеть это чудо. И они узрели великолепный мост Налы в десять йоджан шириною, протянувшийся через океан на сто йоджан, сооруженный с искусством бесподобным и непостижимым. А обезьяны, прыгая и кувыркаясь, с ревом и громогласными криками радости, тоже созерцали этот чудесный мост, подобный пробору в волосах на голове Океана.

И сотни тысяч отважных обитателей лесов перешли по воздвигнутому ими мосту через океан, и во главе войска Хануман и Ангада перенесли на себе на другой берег океана Раму и Лакшману. И воины шли через мост, скача, и прыгая, и взвиваясь в воздух, как птицы, с громовыми кликами и торжествующим ревом, заглушающим грозный рев океанской пучины.

Перейдя океан, войско стало на поросшем лесом берегу, в местности, изобилующей плодовыми деревьями и пресной водою. Солнце померкло; облака на небе окрасились кровью; красные, как сандал, сумерки опустились на землю, и из окрестных лесов послышались вой шакалов и тоскливые крики неведомых птиц и зверей, предвещающие великое кровопролитие и гибель воинов в грядущей битве.

И, построив войска, Рама повел их на Ланку. Сугрива и Вибхишана шли впереди, издавая воинственные клики. И земля дрожала под поступью могучей рати обезьян.

мост рамы с космоса фото

Вскоре Ланка завиднелась впереди, словно гряда облаков; и шум города, звуки труб и литавр донеслись до слуха обезьяньего войска. И, услышав их, обезьяны, обрадованные, взревели, покрыв эти звуки своим ревом. Рама же, завидев вдали город ракшасов с его великолепными дворцами, возносящими стены свои к небесам, с его прекрасными домами, увенчанными знаменами и стягами, – завидев перед собою Ланку, воздвигнутую Вишвакарманом на вершине горы, предался мысли о Сите, томящейся в плену за ее стенами.

Обезьяны меж тем двинулись к Ланке, вырывая на ходу деревья и подбирая камни. Рама сказал Сугриве: «Пусть построится наше войско в должном порядке: пусть Ангада вместе с Нилой станет в середине строя; пусть Ришабха со своими обезьянами станет на правом крыле войска, а отважный Гандхамадана – на левом. Я с Лакшманой стану впереди; медведи во главе с Джамбаваном и Сушеной пусть следуют за Ангадой, а ты, о царь обезьян, прикроешь нас с тыла». И когда войска, тучей заполнившие подступы к Ланке, построились в указанном Рамой порядке, сын Дашаратхи сказал Сугриве: «Теперь ты можешь освободить Шуку». И Сугрива отпустил посла Раваны.

Соглядатаи Раваны

Освобожденный по слову Рамы Шука, жестоко помятый и ощипанный обезьянами, натерпевшись смертельного страха, еле живой возвратился в город Ланку и предстал перед царем ракшасов. Увидев его, Равана разразился смехом и спросил Шуку: «Что стало с твоими крыльями? Ты выглядишь так, словно кто-то хотел их оторвать у тебя. Так, видно, ты попал в лапы обезьян?» И Шука, трепеща, рассказал о том, что с ним случилось. «С обезьянами договориться нельзя, о государь, – сказал он. – Они свирепы и взбалмошны по природе своей. Рама вступил на остров вместе с Сугривой, тот Рама, который убил Вирадху, и Кабандху, и Кхару. Воздвигнув мост через пучину и перейдя океан, Рама стоит теперь у стен города; и с ним пришли полчища обезьян и медведей, подобных горам и тучам. И не может быть мира между ними и ракшасами. О владыка, настало для тебя время – либо отдать им немедля Ситу, либо сражаться». Услышав речи Шуки, Равана с глазами, пылающими от гнева, молвил: «Даже если боги, и гандхарвы, и данавы выступят против меня все вместе, я и тогда не отдам Ситу. Скоро я сожгу своими стрелами Раму, как сжигает молния, упавшая с неба, слона, и рати его истреблю, подобно тому как восходящее солнце поглощает свет звезд на заре. Сын Дашаратхи не ведает силы моей, потому ищет он боя со мною». Затем он обратился к Шуке и Шаране, двум своим советникам, и сказал: «Как перешел Рама с войском через безбрежный и бурный океан – этого не могу я постигнуть; подобного еще не свершалось в этом мире. А сооружение моста через море – это деяние, в которое верить невозможно. И все же враг под стенами Ланки, и я должен знать численность обезьяньих войск. Ступайте и, проникнув незамеченными в ряды неприятелей, узнайте число их и силу и кто предводительствует их отрядами, кто – советники и приближенные Рамы и кто – Сугривы, кто из обезьян отважнее других и искуснее в бою, как построили они мост через воды океана, как расположились они здесь, на Ланке, каково их оружие, кто стоит во главе войска и что замышляют Рама и Лакшмана. Все это разведав поистине, возвращайтесь без промедления».

С этими поручениями Шука и Шарана отправились, обернувшись обезьянами, в ряды обезьяньего войска; но не в силах были они счесть несметные полчища, покрывшие тучею окрестности Ланки, равнину и горы. И одни отряды уже вступили на сушу, другие еще шли по мосту через океан, одни двигались во всех направлениях, с ревом и кликами, сотрясая поступью землю, другие стояли, расположившись на отдых. В то время как Шука и Шарана в обличье обезьян наблюдали движение обезьяньего войска, они были обнаружены и взяты в плен Вибхишаной.

Разоблачив их, Вибхишана привел обоих к Раме и сказал: «О победоносный, эти двое – советники царя ракшасов Шука и Шарана. Они пришли как соглядатаи из Ланки». Представ перед Рамой, ракшасы, устрашенные и отчаявшиеся в спасении жизни, признались, смиренно сложив ладони: «О милостивый, по велению Раваны мы пришли сюда, чтобы разведать силы твои». Рама сказал, улыбаясь: «Если вы достаточно рассмотрели войска наши и успели выполнить ваше поручение, возвращайтесь с миром. О Вибхишана, хотя эти бесы проникли к нам как соглядатаи, отпусти их. Пусть они идут к своему господину и передадут ему мои слова: «Призови всю свою силу, на которую ты надеялся, когда похищал мою Ситу, делай, что хочешь, собери всех друзей и соратников, но завтра ты увидишь Ланку, город и крепость, в развалинах и войска твои – истребленными моими стрелами. Завтра гнев мой обрушится на тебя и твоих ракшасов!»«

Выслушав эти слова, Шука и Шарана поклонились Раме и, вернувшись в Ланку, сказали владыке ракшасов: «О царь, мы были взяты в плен Вибхишаной, но Рама освободил нас. О повелитель, неисчислимо войско Рамы, и мощь его неизмерима; он и один, без войска, способен сокрушить твердыню Ланки! Ни богам, ни демонам не одолеть его в битве. Склонись к миру, о царь. Верни царевну Митхилы сыну Дашаратхи».

«Никто в мире не принудит меня отдать Ситу», – отвечал Равана и вместе с соглядатаями взошел на кровлю дворца, чтобы обозреть оттуда неприятельское войско; кровля та возносилась над землею на высоту многих пальм, если бы были поставлены они одна на другую. И, взойдя на кровлю дворца, Равана увидел океан, и горы, и леса. И увидел он, что земля кругом покрыта, словно тучею, полчищами обезьян. «О Шарана, – сказал владыка ракшасов, – скажи мне, кто из обезьян сильнее и отважнее других, кто предводительствует их войсками и чьи советы слушает Сугрива?» На это Шарана, знающий вождей обезьяньих ратей, отвечал Раване: «Вон та обезьяна, что стоит перед стенами Ланки, окруженная сотнями и тысячами военачальников, испуская громовые клики, потрясающие стены крепости и окрестные холмы, – это Нила, отважный предводитель обезьяньих отрядов. А тот могучий, что, потрясая руками, топчет землю ногою и мечет грозные взгляды на Ланку, то Ангада, сын Валина, наследник царства Кишкиндхи. Он вызывает тебя на бой. А там – друг Рагхавы, неукротимый Хануман, ведет несметную рать обезьян, грозя тебе поражением. Позади Ангады, окруженный грозным войском, стоит на поле отважный Нала, строитель моста. Там – за Шветой следуют с ревом и улюлюканьем обитатели сандаловых лесов. Силою одного своего войска надеется Швета покорить Ланку. Вблизи от него – Кумуда, царь лесов, растущих на берегах Гомати. А тот, подобный льву, рыжий, с длинной гривой, – стоя поодаль от других, он пожирает Ланку глазами – это Рамбха, предводитель обезьян с гор Виндхья. Тот же, что стоит, разевая пасть и дрожа от гнева, – смотри, как он хлещет хвостом! – то Шарабха с горы Шалвейя, о царь! У него под началом сорок сотен тысяч обезьяньих вождей. А этот, подобный туче, покрывшей небо, испускающий воинственный клич, – Панаша, предводитель обезьяньих ратей. Там приближается к стенам Ланки яростный Гавайя во главе могучей дружины. Там возвышается над всеми подобно горе царь медведей мудрый Джамбаван, некогда оказавший помощь Индре в войне богов и демонов. Там – бесстрашный

Ришабха ведет тысячи обезьян, влекущих деревья и огромные камни, готовых идти на приступ. Там – Гавакша со своими быстроногими и свирепыми воинами движется на Ланку, вздымая облака красной пыли. Там – Балимукха, жаждущий сокрушить нашу крепость, там – Кешарин с плодородных холмов, озаренных солнцем, и Кратхана с берегов Ганги, гроза слоновьих стад, и Гандхамадана, и Гайя, и Праматхин, и многие еще вожди, окруженные несметными ратями, и я не могу перечислить, о царь, всех могучих и отважных воинов, предводителей этого войска».

Когда Шарана умолк, Шука молвил, обращаясь к Раване: «Эти воины, которых ты видишь, о царь, стоящие под стенами

Ланки, подобные могучим смоковницам на берегах Ганги, храбрые и неутомимые обезьяны, отпрыски богов и гандхарвов, способные менять свой облик по желанию, трудноодолимы в бою. А эти двое, которых ты видишь, обликом подобные богам, – это Майнда и Двивида, в битве не знающие равных. Милостью Брахмы им дозволено было отведать амриты – и нет теперь никого, кто мог бы им противостоять. А этот могучий, подобный ярому слону, – старший сын Кешарина, прославленный под именем Ханумана, о нем говорят, что он сын Ветра, – тот, что в поисках Ситы перелетел океан.

А рядом с ним – темноликий муж, красотою подобный месяцу, – это Рама, о царь, тот, у кого ты похитил Ситу; храбрейший из рода Икшваку, он пришел сразиться с тобою. Справа от него – воин, блистающий в золотой кольчуге, статный и широкоплечий, – это верный Лакшмана, готовый отдать жизнь за старшего брата. Слева от Рамы, в окружении ракшасов, стоит Вибхишана, помазанный Рамою как царь Ланки, – полный гнева, он жаждет сразиться с тобою. А посреди войска, увенчанный золотым венцом, стоит Сугрива, царь обезьян, получивший царство из рук Рамы. Взгляни на его неисчислимое войско, о государь, и приготовься к битве жестокой и беспощадной!»

Глядя на вождей вражеской рати, которых указывали ему Шука и Шарана, на Раму и Лакшману, Вибхишану, Сугриву и Ханумана и других, Равана почуял в сердце своем смятение; и, когда соглядатаи кончили свои речи, он обратился к ним, в гневе браня их и порицая: «Советники, живущие милостью своего государя, не должны вести речей, неугодных царю и омрачающих дух его. Или я просил вас возносить хвалы врагам, стоящим у стен города и готовым напасть на нас? Видно, напрасно вы изучали премудрость государевой службы – впустую пошла наука, и невежество владеет вами доныне. Счастлива моя судьба, что, имея таких глупых советников, я до сих пор не потерял свое царство! Или вы не боитесь смерти, что ведете подобные речи в присутствии своего повелителя? Я предам смерти каждого, кто посмеет славить при мне моего врага. Только память о ваших прежних заслугах смягчает мой гнев. Довольно! Ступайте прочь от меня; я пощажу ваши жизни, но не приближайтесь ко мне более!»

Слыша такие слова, Шука и Шарана, повергнутые в смущение, поклонились Раване и, молвив: «Победа тебе, о царь!» – удалились.

Чародейство Раваны

Соглядатаи Раваны донесли своему господину, что воины Рамы взошли на гору Субелу. И встревоженный Равана послал за Прахастой и повелел ему приготовить войска к обороне крепости Ланки. Затем он призвал к себе Видьюдджибху, ракшаса, искушенного в колдовстве, и, войдя с ним на ту половину дворца, где томилась плененная Сита, сказал ему: «О демон, сделай так, чтобы предать дочь Джанаки во власть чар. Сотвори для меня своим волшебством голову Рамы, лук его и стрелы».

Видьюдджибха повиновался и создал волшебством то, о чем просил его Равана. И царь, довольный, одарил его драгоценным украшением. Затем он отправился в рощу ашок и предстал перед печальною Ситой, сидевшей под деревом на непокрытой земле в окружении свирепых демониц.

Равана приблизился к ней и сказал: «О красавица, тот, ради кого ты меня отвергаешь, убийца Кхары, супруг твой Рагхава пал в бою. Пришел конец твоим надеждам и твоей гордости. Теперь ты станешь моей женой. О неразумная, оставь свое упрямство и стань госпожою всех моих жен! Что тебе до мертвого? Услышь о гибели своего супруга. С многочисленным войском, собранным царем обезьян, Рама вышел на берег моря, намереваясь достигнуть гибели моей. Когда настала ночь, и войско расположилось на отдых на берегу, и усталые воины заснули, мои соглядатаи проникли в их лагерь. И в полночь мои могучие ратники, предводимые Прахастой, перебили спящих врагов. Свирепый Прахаста отрубил голову спящему Раме; Вибхишана взят в плен; Лакшмана бежал с остатками войска. Сугриве свернули шею, и Хануман убит ракшасами. Пал и Джамбаван в ночной резне, пронзенный многими стрелами и копьями, и отважнейшие из обезьян – Майнда и Двивида плавают в собственной крови, заколотые мечами. Убиты и Ангада, и Кумуда, и многие вожди обезьяньей рати.

Другие разбежались, преследуемые ракшасами, как слоны – могучими львами. И одни попадали в море, другие искали спасения в лесах; и берег морской, леса и горы усеяны трупами обезьян, сраженных ракшасами. Супруг твой убит, и войско его истреблено моими слугами; мне принесли его голову, окровавленную и покрытую пылью».

И, повернувшись к одной из ракшаси, Равана сказал ей в присутствии Ситы: «Приведи сюда великого духом Видьюдджибху, принесшего голову Рагхавы с поля битвы».

И Видьюдджибха немедля явился на зов с призрачной головою и луком в руках и стал перед Раваной, склонив голову. Тогда царь ракшасов сказал ему: «Покажи Сите голову Рамы. Пусть она в последний раз взглянет на лицо своего мужа». Ракшас, бросив голову на землю перед Ситой, исчез. А Равана бросил рядом с головою лук и сказал: «Это оружие Рамы. Прахаста принес его с собою».

Увидев эту голову и этот великолепный лук, вспомнив о союзе между Рамой и Сугривой, о котором говорил ей Хануман, Сита уверилась в праведности рассказа Раваны. И, глядя на лицо, на глаза, чело и волосы, знакомые ей, измученная царевна Видехи издала горестный крик и упала на землю без чувств.

Придя в себя, прекрасная Сита взяла в руки ту голову и предалась своему горю. «О, я погибла! – вскричала она. – Увы, супруг мой, ты, стремившийся освободить меня, пал от руки ракшаса! Из-за меня, злосчастной, ты принял смерть – не женою тебе я стала, а злою твоею судьбой! О бедная Каушалья, из троих, кого она проводила в путь, один лишь Лакшмана вернется к ней; и, когда она узнает о смерти Рамы и о моем плене, сердце ее разорвется от горя. Ты добилась своей цели, Кайкейи, – мертв Рама, лучший из рода Икшваку. Предсказатели сулили ему долгую жизнь; но слова их были лживы.

Как это могло случиться? Почему ты ушел из мира, о господин мой, и оставил меня одну? О Равана, убей и меня вместе с Рамой; возврати жену ее мужу, положи голову мою рядом с его головою и тело – рядом с его телом. О Равана, я хочу последовать за господином моим!»

Так плакала и убивалась прекрасная дочь Джанаки, не сводя глаз с головы и лука супруга. И в это время дворцовый страж поспешно явился перед Раваной, сложив ладони, со словами: «Победа царю!» И сказал страж: «О государь, Прахаста со всеми придворными пришел и хочет видеть тебя. Прости раба твоего, но дело, должно быть, не терпит промедления; он послал меня за тобою».

Вняв словам ракшаса, Десятиглавый покинул рощу ашок. И едва он оставил рощу, голова и лук исчезли! Сарама, супруга благочестивого Вибхишаны, видя, как горюет Сита, приблизилась к ней тогда, чтобы ее утешить.

«О Сита, – сказала Сарама, – презрев ради тебя страх перед Раваной, я подкралась сюда незамеченной и слышала все, что он говорил тебе и что ты ему отвечала. И я успела узнать, почему удалился он отсюда так поспешно. О прекрасная царевна, утешься! Рама не убит, его нельзя застать врасплох; и невредимо войско обезьян. То, что видела ты, – призрак, чары, созданные волхованием того нечестивца, враждующего со всеми существами.

Горю твоему скоро конец, и уже брезжит заря твоего счастливого дня. Поистине, богиня Лакшми обратила свой взор на тебя. Узнай, о царевна: Рама перешел океан с обезьяньим войском и стал лагерем на южном его берегу! Ракшасы, посланные разведать о движении войска Рамы, донесли о его переправе. И Равана, получив эти вести, совещается со своими военачальниками».

Как только Сарама сказала Сите эти слова, обе услышали клики войска, подобные рыканию львов, и бой барабанов. Сарама сказала; «Этот барабанный бой, о Сита, призывает к оружию! Прислушайся к его раскатам, подобным раскатам грома. Слышишь ли ты грохот колесниц и ржание коней? Войско ракшасов спешит на защиту города. Пришел час испытаний и страха для Ланки; для тебя же наступило время счастливой надежды. Скоро, о царевна Митхилы, Рама, убив Равану в битве, вызволит тебя из плена, и вновь обретешь ты счастье с возлюбленным твоим супругом».

И как облака осени освежают благостным дождем опаленную зноем землю, так и добрая Сарама утешила Ситу, повергнутую в отчаяние речами Раваны. Желая оказать услугу Сите, Сарама сказала ей с приветливой улыбкой: «Если хочешь, я могу тайно пробраться к Раме, передать ему твои слова и вернуться обратно». Но Сита сказала: «Если хочешь ты сделать мне добро, о Сарама, прошу тебя, пойди и узнай, что делает и замышляет Равана. Уже много дней живу я здесь в страхе и тревоге, и коварный и злобный владыка ракшасов постоянно меня преследует и угрожает мне. Узнай, что они решили – отдать меня Раме или оставить в плену, – и скажи мне. Эта та великая милость, которую я жду от тебя».

Сарама отерла слезы с лица Ситы и сказала: «Если таково твое желание, я иду, о дочь Джанаки». И она отправилась тайно в покои Раваны и, подслушав речи, которые велись на совете ракшасов, вернулась вскоре в ашоковую рощу к горестной супруге Рамы.

«О дочь царя Митхилы, – сказала она трепещущей Сите, – советники, умудренные годами, и сама мать Раваны приступили к повелителю ракшасов, убеждая его вернуть тебя Раме. Но он упорствует в своем намерении оставить тебя у себя; и пока он не падет на поле битвы, никто здесь не посмеет нарушить его волю.»

При этих словах Сарамы до слуха их донеслись вселяющий трепет ров обезьяньего войска, сотрясший землю, и звуки труб и бой барабанов. И воинственные клики защитников Ланки раздались в ответ.

В этот час десятиглавый властитель ракшасов, обуянный гибельной страстью, отвергнув благие советы мудрейших из своих приближенных, повелел своим воинам готовиться к битве. Он поставил Прахасту защищать Восточные ворота, Махапаршву и Маходару он послал к Южным воротам, Индраджит стал во главе защитников Западных ворот, сам же Равана взял на себя оборону Северных ворот, где во главе рати стояли Шука и Шарана. В городе во главе войска он поставил Вирупакшу.

И, распустив советников, отдав необходимые распоряжения, Равана вошел в свои великолепные чертоги.

Обезьяны у стен Ланки

Рама и Лакшмана, Хануман – сын Ветра, Джамбаван – царь медведей, Вибхишана – доблестный ракшас, Ангада – сын Валина, Сушена со своими друзьями, Нала, Шарабха, Кумуда и другие вожди собрались на совет: «Ланка, твердыня Раваны, неприступная даже для богов и гандхарвов, исполинов и нагов, перед нами. Мы должны ради успеха нашего дела помыслить о предстоящем и принять решение».

Вибхишана сказал: «Мои советники – Анала, Панаша, Сампати и Прамати, – обернувшись птицами, пролетели над Ланкой и, обозрев приготовления врага, вернулись обратно. О Рама, узнай, что Восточные ворота защищает Прахаста, Южные – могучие Махапаршва и Маходара; Индраджит, сын Раваны, с отборными воинами защищает Западные ворота, а сам Равана со своими советниками и бесчисленной ратью ракшасов обороняет Северные ворота. Войско же, оставшееся в городе, возглавляет Вирупакша. Десять тысяч слонов, десять тысяч колесниц, двадцать тысяч всадников и тьма ракшасов, могучих вождей несметных дружин, обороняют Ланку.

О Рама, не гневайся на меня и не думай, что я хочу устрашить тебя, перечисляя силы неприятельского войска; я только хочу, чтобы возрос твой гнев против Раваны. Ты можешь одолеть в битве самих богов. С твоим могучим войском ты разгромишь Равану и сразишь его в бою».

Когда Вибхишана сказал эти слова, Рама обратился к вождям и повелел им: «Пусть Нила с войском станет против Прахасты у Восточных ворот; пусть Ангада/ сын Валина, с сильным отрядом противостоит Махапаршве и Маходаре у Южных ворот; через Западные ворота пусть пробивается в город Хануман, сын Ветра, с несметною ратью. Я же с сыном Сумитры пойду на приступ Северных ворот, пойду, чтобы сокрушить Равану – того, кто силою, дарованной ему богом, губит богоравных святых и притесняет народы. Могучий царь обезьян, повелитель медведей и младший брат владыки ракшасов возглавят войска в середине нашего строя».

Сказав так и повелев войскам готовиться к битве, Рама в сопровождении Лакшманы и Сугривы и многих обезьяньих вождей на закате дня взошел на вершину горы Субелы. Там они провели ночь, а наутро взорам их с высоты открылась Ланка на вершине горы Трикуты, словно повисшая в воздухе, окруженная золотым сиянием, неприступная, недостижимая даже в мысли; Ланка, обнесенная золотыми и серебряными стенами, украшенная великолепными воротами, подобными белым облакам, и прекрасными дворцами, с блистающими на солнце кровлями, над которыми вздымался, словно пронзая небо макушкой, тысячеколонный чертог Раваны, подобный божественной горе Кайлаше. И, глядя на этот богатый и процветающий город, полный сокровищ, блистающий красотою и подобный обители бессмертных, Рама преисполнился изумления.

Спустившись с горы, сын Дашаратхи обозрел свои непобедимые войска, построившиеся для битвы, и, отдав распоряжения, он с луком своим в руках направился к стенам Ланки. Вибхишана и Сугрива шли за ним по пятам, и за ними следовали Хануман и Джамбаван, царь медведей, и Нала, и Нила, и Лакшмана, и следом за ними двинулось все огромное войско обезьян и медведей, покрыв землю на много йоджан кругом.

Вскоре они достигли города ракшасов, и войско по слову Рамы остановилось на подступах к Ланке. Рама стал перед Северными воротами. Там увидел он толпы ракшасов, одетых в кольчуги, вооруженных луками, копьями, мечами, топорами и палицами. И, придя к Восточным воротам, Нила, предводитель обезьяньего войска, стал напротив них вместе с Майндой и Двивидой. Могучий же Ангада, сопровождаемый Ришабхой, Гавакшей, Гайей и Гавайей, направился к Южным воротам, а Хануман расположил свои отряды напротив Западных ворот. Сугрива, Джабаван и Сушена стали неколебимо под стенами Ланки с главными силами войска; а Лакшмана и Вибхишана по слову Рамы обходили строй от ворот к воротам, наставляя и ободряя ратников.

И те подобные тиграм обезьяны стояли, потрясая деревьями и скалами, свирепые обликом, готовые сражаться. Одни из них были равны силою десяти слонам; другие были в десять раз сильнее, и одни из обезьяньих вождей были равны силою тысяче слонов, и другие были в десять раз, и еще другие – в сто раз сильнее. И были там такие, чья мощь была неизмерима.

И удивительно и беспримерно было их скопище под стенами Ланки, словно саранча, покрыли они окрестность, и сотни и тысячи их стремились к стенам крепости, стекаясь со всех сторон, наполняя землю и воздух великим и ужасающим шумом, подобным реву морской пучины. И от шума того содрогалась вся Ланка с ее стенами, холмами и садами. Одни отряды приближались к городу, теснясь и напирая, другие стремились вдоль стен вокруг Ланки, они двигались по всем направлениям, словно волны великого водоворота, они тучею облепили склоны горы.

Полчища обезьян обложили Ланку кругом, так что даже ветер не мог бы теперь проникнуть в город. И ракшасы с тревогой и изумлением взирали со стен на неисчислимое вражеское войско, осадившее Ланку.

Но прежде чем вести обезьян на приступ, Рама, следуя совету мудрого Вибхишаны, призвал к себе Ангаду, сына Валина, и сказал ему: «О благородный, ступай сейчас к Десятиглавому и передай ему мои слова: «Я миновал бездну океана и осадил твой город. О ты, тщеславный демон, оскорбитель богов и гандхарвов, апсар и змей, святых и царей. Срок могущества твоего, дарованного тебе всевышним Брахмой, истек. Я стою у ворот Ланки, и жизнь твоя в моих руках. Если ты, о худший из бродящих в ночи, не возвратишь мне дочь царя Митхилы, я разрушу твой город моими стрелами и избавлю мир от ракшасов. Я пощажу тебя, если ты предашься моей милости. Царство Ланки приобретет благочестивый Вибхишана, наш союзник. Ты же, нечестивый и безрассудный, избравший глупцов своими советниками, не достоин царствовать ни на мгновение. Сражайся, ракшас, призвав всю мощь свою и отвагу. Пронзенный насмерть моими стрелами, ты обретешь мир – и то будет благом для тебя»«.

Выслушав эти слова Рамы, сын Тары взвился, как огонь, в небо и, перелетев через крепостную стену, опустился на землю прямо перед Раваной, восседавшим в окружении своих советников. И, упав с неба, как молния, доблестный Ангада предстал перед повелителем ракшасов и сказал ему: «Я – посол Рамы, царя Кошалы, прославленного своими подвигами. Ангадой зовусь я, сыном Валина; я не знаю, слышал ли ты обо мне. Рама, потомок рода Рагху, говорит тебе: «Выходи на бой, о нечестивый, и докажи свою силу. Я убью тебя с твоими советниками, твоими сыновьями, родственниками и друзьями, тебя, врага богов и данавов, гандхарвов, змей, святых и демонов. И когда я убью тебя, три мира – небо, земля и подземное царство – обретут покой и избавление от бед. Вибхишана же получит все твое богатство и станет царем Ланки. Только если ты, склонившись передо мною и воздав мне почести, вернешь мне дочь царя Митхилы, я пощажу тебя»«.

Когда тот вождь обезьян промолвил такие слова, владыка бродящих в ночи пришел в небывалую ярость и приказал своим советникам: «Схватите этого безумца и убейте его на месте». Тотчас четверо свирепых и мрачноликих ракшасов схватили отважного Ангаду за руки. Но, почуяв их хватку, сын Тары, поведя руками, стряхнул их с себя как букашек и одним прыжком взлетел на крышу дворца, возвышавшегося словно горная вершина. И, сорвав крышу с дворца Раваны и громко выкликнув свое имя, Ангада издал устрашающий рев и взвился в воздух; и, повергнув ракшасов в уныние и наполнив ликованием сердца обезьян, он вернулся на сторону Рамы, спустившись посреди своего войска.

И Рама, окруженный обезьянами, испускающими радостные клики, подал знак начать битву. По велению Сугривы Сушена стал обходить войска от ворот к воротам, как ясный месяц – звезды в ночи. И ракшасы в тревоге увидели, что все пространство между крепостным валом и рвом заполнилось вмиг обезьянами и они уже толпами лезут на вал. Поднялся оглушительный рев, словно в час кончины мира; и ракшасы, схватив оружие, приготовились обороняться.

Приступ

По слову Рамы все огромное обезьянье войско, разделившись на отряды, двинулось на твердыню Ланки. Со всех сторон тысячи и десятки тысяч обезьян ринулись, теснясь, на приступ, испуская леденящие душу клики. Они забросали рвы, полные прозрачной воды, камнями, землей, соломой и стволами деревьев, а перейдя их, принялись ломать золотые ворота, ударяя в них камнями и бревнами, и полезли сотнями на стены. И обезьяны ревели, вопили и кричали: «Победа Раме, сыну Дашаратхи, победа могучему Лакшмане, победа царю Сугриве!»

Тогда Равана, возгоревшись гневом, приказал своему войску выступать. И бродящие в ночи издали все разом устрашающий вой, а обезьяны под стенами Ланки, заслышав его, взревели в ответ. Забили барабаны, затрубили тысячи раковин, и войска, повинуясь велениям Раваны, устремились из города в поле, исполненные жажды боя, словно бурный поток в день всемирного потопа.

Рев труб и барабанный бой, клики воинов, крики слонов, ржание коней, грохот колесниц, топот демонской рати смешались с громовым кличем обезьян и разнеслись по окрестности, наполнив землю, небеса и море.

И началось великое сражение между ракшасами и обезьянами, подобное битве богов и асуров в былые века.

Ракшасы, являя силу свою и искусство боя, разили обезьян копьями и мечами, палицами и топорами, а неукротимые обитатели лесов убивали ракшасов дубинами, бревнами и каменными глыбами или раздирали их когтями и зубами. И громкий клич «Победа царю Сугриве!» мешался с другим – «Победа тебе, о царь!», ибо каждое войско выкрикивало имя своего государя. И еще другие свирепые ракшасы, стоя на стене, пронзали обезьян стрелами и дротиками. Обезьяны же, пылая гневом, прыгали на врагов и душили и убивали их руками. И битва между ракшасами и обезьянами была ужасной и ошеломляющей, и земля под их ногами скоро стала сырою от потоков крови и покрылась мертвыми телами.

Чем дольше длился бой, тем больше возрастала ярость сражающихся. На конях, блистающих золотой сбруей, на ярых гороподобных слонах, на пламенеющих колесницах, в сверкающих на солнце кольчугах доблестные ракшасы, жаждущие добыть победу повелителю своему Раване, хлынули из города неукротимым потоком. И могучие обезьяны, алкающие битвы, ринулись им навстречу, готовые победить или погибнуть во славу Рамы и царя Сугривы. И меж тем как закипел бой между той и другой ратью, многие высокородные воины того и другого стана сошлись один на один в ожесточенной схватке.

Как некогда демон Андхака с богом Шивой, так встретился Индраджит, сын Раваны, с Ангадой, сыном Валина. Хануман схватился с Джамбумалином, Нила вступил в единоборство с Никумбхой, а царь обезьян Сугрива обрушился на Прагхасу. Четверо могучих ракшасов – Агникету, Рашмикету, Митрагхна и Яджнакопа – напали на Раму; Ваджрамушти встретился с Майндой, а с Двивидою – Ашанипрабха, неодолимый в бою Пратапана сражался с грозным Налой, а с Сушеною, сыном Варуны, бился Видьюнмалин.

И яростной и беспощадной была битва между ракшасами и обезьянами. Кровавая река заструилась по бранному полю, и тела павших воителей были ее берегами со вздыбившимися на них волосами – травами.

Тяжелою палицей яростный Индраджит нанес Ангаде удар, подобный удару молнии владыки небес. Ангада же своею дубиной единым ударом разнес на куски золотую его колесницу, сразив насмерть возничего и коней. Джамбумалин на быстрой, как вихрь, колеснице бурей нагнал Ханумана и копьем нанес ему рану между сосков. Но Хануман, не дрогнув, могучим ударом сокрушил вражескую колесницу с ракшасом вместе. Свирепый Пратапана с ревом набросился на смелого Налу. Пронзенный многими стрелами меткого ракшаса, Нала вскочил на его колесницу и, выдрав когтями ему глаза, бросил их на землю.

Агникету, Рашмикету, Митрагхна и Яджнакопа осыпали Раму дождем стрел. Взъяренный их ударами, сын Дашаратхи четырьмя стрелами, подобными огненным молниям, снес головы всем четверым. Прагхаса, пожиратель вражеских ратей, был убит Сугривой, обрушившим на него ствол семилистника, с корнем выдернутого из земли. Майнда же убил Ваджрамушти ударом кулака, опрокинув его наземь вместе с колесницей и конями.

Никумбха пронзил в сражении Нилу множеством стрел – так солнце пронзает лучами гряду облаков. Мчась по полю на своей колеснице, он со смехом осыпал Нилу сотнею стрел. Нила тогда, настигнув Никумбху, ухватился за колесо и, сорвав его с колесницы, срезал им голову Никумбхе, а заодно и вознице его.

Двивида метнул в противника своего каменную глыбу. В ответ Ашанипрабха пронзил Двивиду многими стрелами, подобными молнии Индры. Израненный стрелами Двивида, вне себя от гнева и боли, ухватил могучий ствол дерева шала и сокрушил им Ашанипрабху вместе с его колесницей. И Сушена, отважный воин, был осыпан златоперыми стрелами Видьюнмалина. Схватив очередную каменную глыбу, Сушена метнул ее в Видьюнмалина; обрушившись, она раздробила на куски колесницу ракшаса, но Видьюнмалин успел соскочить с нее и бросился на Сушену. Тогда медвежий вождь поднял над головою новую скалу, еще тяжелее прежней; и в тот же миг Видьюнмалин нанес ему страшный удар палицей в грудь. Но, не дрогнув, Сушена опустил камень на голову ракшаса и поверг его, бездыханного, на землю.

И, одолеваемые могучими обезьянами, ракшасы, опьяненные запахом крови, сражались, теснимые к стенам Ланки, страстно желая заката солнца.

И меж тем как длилось сражение, ужасен стал вид поля битвы, покрытого мертвыми телами ракшасов и обезьян, коней и слонов, обломками разбитых колесниц, сломанными осями, дышлами, колесами, разбросанными по земле стягами и ощетинившегося копьями, дротиками, мечами, палицами и стрелами. И стаи шакалов стали собираться со всех сторон того поля, в небе закружились стервятники, а с приближением сумерек страшные безглавые призраки-Кабандхи поднялись в воздух.

День прошел, и наступила роковая ночь. Но и в спустившейся на землю тьме битва продолжалась, и ярость бойцов не угасала. В непроглядном мраке обезьяны и ракшасы стали убивать друг друга, восклицая: «Ты – ракшас!» и «Ты – обезьяна!» И раздались крики: «Бей!», «Руби!», «Убит!», «Нападай!», «Куда бежишь?» Ракшасы в своих золотых кольчугах казались в той темноте холмами, покрытыми светящимися травами. С наступлением ночи сила их возросла и, обуянные гневом, они двинулись вперед, истребляя и пожирая обезьян. И обезьяны в неистовом гневе бросались и прыгали на них, раздирая когтями и зубами коней и всадников, слонов и воинов, сражающихся на слонах, и разбивая колесницы, украшенные стягами.

Пыль, поднятая ногами сражающихся, копытами коней и колесницами, забивала глаза и уши. Грохот барабанов, звуки литавр и мриданг раздавались во мраке, мешаясь с грозным пением труб, громыханьем колесниц, ржанием лошадей, ревом слонов, воем ракшасов и визгом обезьян. И ночь та, гибельная для ракшасов и обезьян, была ужасна; и, казалось, не было ей конца.

В этой глубокой тьме ракшасы толпою напали на Раму. Рама же с Лакшманой меткими стрелами, подобными ядовитым змеям, пронзили многих вождей войска Раваны – и тех, что были различимы, и тех, что скрывались во мраке. В мгновение ока Рама четырьмя стрелами поразил четверых могучих ракшасов – неукротимого Яджнашатру и великого телом Ваджрадамштру и двух советников Раваны – Шуку и Шарану; тяжело раненные стрелами Рамы, они покинули поле боя.

Златоперые стрелы Рамы, подобные языкам пламени, пронизывали ночную тьму во всех направлениях; и ракшасы, осмелившиеся приблизиться к нему, гибли, как мотыльки, налетевшие на огонь.

И страшная ночь той битвы казалась еще страшнее от оглушительного грохота барабанов и рева сражающихся воинов, подобного реву океана.

Храбрый Ангада одолел в бою Индраджита. Покинув свою колесницу, израненный сын царя ракшасов, чьи кони и возница были убиты Ангадой, отступил с поля боя. И все, кто видел тот поединок, наслышанные о воинском искусстве Индраджита, воздали хвалу отваге и мощи Ангады; и обезьяны, ликуя, восславили сына Валина громкими кликами.

Индраджит, потерпев поражение от Ангады, вне себя от ярости, прибег тогда к дару, полученному им от Брахмы. Не в силах одолеть врага в открытом единоборстве, он, склонный к коварству в бою, стал невидимкой и, обратившись против Рамы и Лакшманы, направил на них, сам оставаясь недоступным их взорам, губительный полет своих страшных стрел. И, пылая злобой, он уязвлял их непрестанно своими стрелами-змеями; они же оба – Рама и Лакшмана – бессильны были поразить его, неуязвимого, прибегнувшего к чарам ради победы над врагом.

Тогда, стремясь обнаружить своего невидимого противника, Рама призвал к себе на помощь семерых обезьяньих вождей – Ангаду, сына Валина, бесстрашного Шарабху, Двивиду, Ханумана, могучего Санупрастху, Ришабху и Ришабхаскандху. По велению Рамы все семеро взвились в воздух и полетели по всем направлениям, размахивая огромными древесными стволами, рассекая пространство в поисках Индраджита. Но сын Раваны, искусный в стрельбе из лука, встретил их яростный полет неодолимым ливнем стрел; и могучие обезьяны, израненные его оружием, не могли его сокрушить и оградить от его стрел Раму.

И на глазах обезьяньего войска Индраджит продолжал поражать Раму и Лакшману своим ужасным оружием и покрывал их тела стрелами, и кровь потоками заструилась у них из ран. Индраджит же, скрытый от взоров, вскричал, обращаясь к братьям: «Когда я сражаюсь невидимкой, сам владыка богов бессилен против меня – а кто вы, ничтожные? Гневом исполнен мой дух; ныне оружием моим я отошлю сынов Дашаратхи в царство Ямы!» И, вновь пронзив их стрелами, он издал радостный крик. А Рама и Лакшмана не могли уже больше выдержать смертоносного ливня. Жестоко израненные стрелами, торчащими из тел их во все стороны, так что не оставалось места шириною в палец, не пронзенного стрелой, они упали на землю, обливаясь кровью.

Первым упал Рама. Индраджит многократно пронзил его тело стрелами с гладкими наконечниками, называемыми «нарача», и стрелами с наконечниками как ножи, и дротиками, называемыми «телячий зуб», и другими, называемыми «львиный клык». Видя, что Рама пал, Лакшмана отчаялся в спасении своем, и слезы полились из его очей; и, пораженный тучею стрел Индраджита, он упал рядом со старшим братом. И обезьяны, охваченные ужасом и скорбью, проливая обильные слезы, испустили горестный вопль и, теснясь, толпой обступили павших героев.

Спасение Рамы и Лакшманы

Индраджит, глядя на недвижимые тела Рамы и Лакшманы, преисполнился радости и сказал: «Могучие братья, сыновья Дашаратхи, убившие Кхару и Душану, сами убиты ныне моими стрелами. Тот, кто вселял тревогу в сердце моего отца и лишил покоя прекрасную Ланку, принял смерть от моей руки. Сломлена мощь врагов – лесных бродяг». И, угрожая вождям обезьян, сын Раваны поразил девятью стрелами Нилу, пронзил Майнду и Двивиду тремя стрелами каждого, одну стрелу всадил в грудь Джамбавана и десять послал в сына Ветра; и по две стрелы он послал в Гавакшу и в Шарабху и бесчисленными тучами стрел осыпал обезьян Сугриву и Ангаду, сына Валина.

Обрушив ливень стрел на обезьян и устрашив их силой своего оружия, сын Раваны сказал, смеясь: «О ракшасы, взгляните на этих братьев, пригвожденных стрелами к земле на виду у своих войск». И ракшасы, видя Раму и Лакшману распростертыми недвижно на земле, сочли их мертвыми и, ликуя, испустили торжествующий рев и восславили сына Раваны. И гордый Индраджит с победой вернулся в Ланку.

Возвратившись с отрядами в город, Индраджит предстал перед отцом; приблизившись к нему со сложенными ладонями, он поведал ему о гибели Рамы и Лакшманы. Услышав, что враг его убит, Равана вскочил с места и с великой радостью обнял сына. И, поцеловав его в голову, Равана спросил о том, как все это случилось, и Индраджит рассказал ему о битве. Тогда, утешенный тем рассказом, повелитель ракшасов прогнал из сердца тревогу и восславил подвиг сына своего, Индраджита.

А обезьяны между тем, окружив кольцом павших сыновей Дашаратхи, стали стражей над их телами, дабы не допустить врага приблизиться к ним. Хануман и Ангада, Нила и Сушена, Кумуда и Нала, Джамбаван, Ришабха, Рамбха и другие, вооружившись стволами деревьев, стали вокруг тесным строем, бдительно и зорко всматриваясь во все стороны.

Долго лежали братья без движения на поле брани, охраняемые обезьянами. Наконец очнулся Рама, чье могучее тело превозмогло недуг от бесчисленных ран. Увидев брата, пронзенного стрелами, покрытого кровью, распростертого без чувств на земле, Рама, сраженный горем, воскликнул: «На что мне жизнь, на что мне возвращение Ситы, если я вижу брата моего павшим на поле битвы? Как вернусь я без него в родной дом? Что скажу я матери его, Сумитре, жадно ждущей возвращения сына? Как утешу ее? Горе мне! По моей вине пал Лакшмана, верный брат мой, бывший мне помощью и утешением в дни невзгод. О Лакшмана, как ты последовал за мною в изгнание, в леса, так и я последую теперь за тобою в обитель Ямы! Я не достоин жить. Погиб доблестный Лакшмана. Не исполнится обещание, данное мною Вибхишане, и не станет он царем ракшасов. О Сугрива, собери свое войско и поспеши покинуть Ланку! Без меня ты будешь разбит Раваной. Уходи скорей через мост, возвращайся в Кишкиндху. Никто другой не мог бы сделать того, что сделал ты в этом страшном бою. И Ангада бился отважно, и Майнда, и Двивида, и Гавайя, и Гавакша, и Шарабха – все сражались за меня, не щадя своей жизни. Но, Сугрива, человек не может одолеть Судьбы. Ты, о благородный мой друг, сделал все, что было в твоих силах. И вы все, о лучшие из обезьян, были мне верными друзьями. Теперь я освобождаю вас от слова, данного мне; оставьте меня и уходите отсюда в ваши родные страны!»

И, слыша эти сетования сына Дашаратхи, обезьяны проливали обильные слезы. В это время Вибхишана с палицей в руке, ободрив войска, приблизился к месту, где лежали Рама и Лакшмана. И, видя его, быстро приближающегося подобно черной туче, обезьяны, приняв его за Индраджита, в страхе обратились в бегство перед ним.

Сугрива, удивленный, молвил; «Почему это войско, взволновавшись, как море в непогоду, мечется вокруг в непостижимом смятении? Бросая оружие, с вытаращенными от страха глазами, воины разбегаются во все стороны, не оглядываясь, спотыкаясь и перепрыгивая через упавших». Между тем Вибхишана подошел с палицей в руке и приветствовал царя обезьян. Увидев его, Сугрива сказал стоявшему вблизи Джамбавану: «Это Вибхишана, это при виде его лучшие из обезьян, охваченные страхом перед Индраджитом и принимая нашего союзника за сына Раваны, обращаются в бегство. Ступай, Джамбаван, останови бегущих, кричи им: «Это Вибхишана идет!»« И царь медведей повиновался и прекратил бегство обезьян, образумив их и успокоив.

Благочестивый же Вибхишана, увидев Раму и Лакшману, пронзенных стрелами, опечалился и, плача, разразился горькой жалобой: «Эти ракшасы, прибегая к коварным уловкам в бою, одолели отважных витязей. Мой нечестивый племянник погубил тех, на чье могущество я полагался. Увы! Пришел конец моим надеждам на царство! Враг мой Равана победил!»

Сугрива сказал Вибхишане: «О преданный справедливости, утешься! Не сомневайся, ты будешь царем Ланки! Оба витязя – и Рама и Лакшмана – живы и оправятся от ран». И, обратившись к Сушене, Сугрива сказал: «Ступай к своим воинам, взяв с собою Раму и Лакшману, и, когда придут они в сознание, возвращайся с ними в Кишкиндху. Я же останусь здесь и, убив Равану с его сыновьями и друзьями, верну Раме дочь царя Митхилы!» Сушена возразил царю обезьян: «В былые дни я видел войну богов и демонов. Тогда данавы, прибегнув к чарам, нанесли небожителям смертельные раны. Но Брихаспати, божественный мудрец, воскресил погибших заклинаниями и травами. Есть целебные травы в горах, есть волшебные заклинания, которыми можно излечить раны сыновей Дашаратхи. Но кому они ведомы, те травы и заклинания?» А пока он так говорил, внезапно поднялся ветер, и тучи, сверкающие молнией, появились на небе. И ветер тот взволновал глубины моря и потряс горные вершины. И обезьяны увидели в небе великого царя птиц – Гаруду, сына Винаты, приближающегося в стремительном полете. При его приближении змеи Индраджита, обращенные им в стрелы силою чар, в страхе выскочили из тел Рамы и Лакшманы и скрылись в земле. Гаруда же, опустившись возле раненых, приветствовал Раму и коснулся его лица рукою. И когда Гаруда коснулся перстами их ран, раны зажили в мгновение ока, и сила и память вернулись к ним. Оба витязя встали на ноги, и оба почувствовали, что мощь их возросла неизмеримо. И Рама сказал дивному целителю: «По милости твоей мы избавились от великой беды. Ты даровал нам жизнь, как второй отец, и сердце мое исполнено благодарности к тебе. Кто ты, о прекрасный обликом, увенчанный цветами, в блистающих одеждах, не запятнанных земным прахом?»

Царь птиц отвечал ему: «О потомок Рагху, я – друг твой Гаруда, повелитель пернатых, гроза змей – детей Кадру. Услышав о твоей беде, я прилетел сюда с быстротой ветра, чтобы помочь тебе. Никто другой, кроме меня, – ни боги вместе с гандхарвами, ни могучие асуры, ни обезьяны – не могут спасти того, кого ранили насмерть заколдованные стрелы Индраджита: то не стрелы, а страшные ядовитые змеи, обращенные в стрелы силою чар. Ты слышал, о Рама, об извечной вражде между детьми Винаты, богини Небосвода, и детьми Кадру, пресмыкающимися на земле. Боги дали мне великую власть над потомством Кадру, некогда низким обманом поработившей мою мать; змеи трепещут и ищут спасения в бегстве при моем появлении. Я исцелил тебя, о сын Дашаратхи, но отныне будь осторожен; берегись коварства ракшасов! Они коварны по природе своей, ты же, простодушный, полагаешься в битве только на силу свою и отвагу».

Сказав это, Гаруда обнял Раму и промолвил: «Ты победишь в этой битве. Враг твой падет от твоей руки, Ланка покорится тебе, и с вновь обретенной Ситой ты счастливо возвратишься в Айодхью. Прощай!» И, обойдя обезьяньих вождей и обняв их тоже, Гаруда взмыл в небо, покрыв его своими крыльями, и вскоре скрылся из глаз.

А обезьяны, видя сыновей Дашаратхи исцеленными, испустили радостные клики, подобные рыканию львов. И забили барабаны, затрубили трубы, и обезьяны, вырывая деревья из земли для предстоящей битвы, снова двинулись к стенам Ланки с устрашающим ракшасов ревом, подобным громовым раскатам грозовых туч.

Победа Ангады над Ваджрадамштрой

И Равана услышал тот ужасный шум, поднятый обезьянами и ракшасами, ревущими и вопящими. Прислушиваясь к нему, повелитель бродящих в ночи сказал своим советникам: «Этот шум, выдающий ликование обезьяньего войска теперь, когда Рама и Лакшмана сражены на поле боя, тревожит меня». И, обратившись к приближенным ракшасам, он приказал: «Ступайте и узнайте о причине радости в неприятельском стане».

И те, поспешно взойдя на стены, узрели на поле войско обезьян, выстроившееся, чтобы идти на приступ, во главе с Сугривой и обоими сынами Дашаратхи, освобожденными от зачарованных стрел. Тогда, удрученные духом, свирепоокие ракшасы спустились со стены, предстали перед своим повелителем с побледневшими лицами и горестно поведали ему ту бедственную новость.

Услышав от них, что Рама и Лакшмана восстали от ран и вновь появились на поле боя, владыка ракшасов охвачен был великой яростью и тревогой: «Если, смертельно раненные страшными стрелами Индраджита, дарованными ему богом, восстали эти оба, возвращенные к жизни, я вижу, что бесполезным оказалось мое могущество и тщетным были удары нашего оружия». И, вздыхая тяжко, словно разгневанный змей, Равана обратился к могучему и свирепому ракшасу Ваджрадамштре, восседавшему посреди собрания ракшасов, и повелел ему: «Ступай, о достойный, возьми с собою войско, убей Раму и Сугриву и истреби обезьянью рать!»

«Да будет так!» – отвечал Ваджрадамштра и, выйдя поспешно, приказал военачальникам строить войска. И, одетый в блистающую кольчугу, с золотыми браслетами и поножами, с драгоценной диадемой на голове, с луком в руке, он взошел на золотую колесницу, сверкающую как пламя, и выехал из Южных ворот навстречу обезьянам могучего Ангады. Следом за ним устремились с воинственным кличем, подобным грому, полчища грозных ракшасов, вооруженных копьями и мечами, бердышами, железными палицами, булавами, дубинами, дротиками и пиками, арканами и топорами. Вместе с пешими воинами мчались в бой всадники на быстрых конях, летели колесницы, украшенные стягами, бежали слоны, подобные движущимся горам. И все войско ракшасов наступало на обезьян грозовою тучей, гремящей и мечущей молнии.

Когда Ваджрадамштра выехал из Южных ворот на своей боевой колеснице, недобрые знамения появились в небе перед его взором. Вороны, каркая, закружились над его головою, и отвратительный стервятник опустился и сел на верхушку его стяга. Шакалы в лесах подняли зловещий вой. Воины Ваджрадамштры стали спотыкаться. И обезглавленный труп с леденящим душу воплем упал прямо на его пути.

При виде этих зловещих примет душа Ваджрадамштры омрачилась тоскою, и войско его дрогнуло. Обезьяны же, видя это, ринулись на врагов с ревом и рыком, потрясающим землю.

И закипел жаркий бой под стенами Ланки между обезьянами и ракшасами, свирепыми и беспощадными, пылающими воинственной страстью, рвущимися уничтожить друг друга. Воины бросались друг на друга, нанося и получая в ответ яростные удары, прыгая, падая, топча друг друга ногами, проливая потоками кровь и сами истекая кровью. Сходясь один на один и отряд на отряд, не отвращая в битве лица, бойцы поражали друг друга палицами и дубинами, мечами и древесными стволами, боевыми топорами и каменными глыбами; и камни и бревна, сталкиваясь в воздухе с мечами и кольями, порождали великий грохот и треск, мешавшийся с барабанным боем и пением труб, громыханьем колесниц, ржанием коней и криками воинов. А некоторые, отбросив оружие, вцеплялись друг в друга голыми руками, и дрались кулаками, и били, и рвали, и раздирали друг друга на части. И многие ракшасы были разорваны на куски обезьянами или сокрушены глыбами скал, и многие обезьяны были убиты оружием ракшасов.

Ваджрадамштра, грозным обликом подобный Шиве, Разрушителю Вселенной, пробивался сквозь ряды неприятельской рати, сея смерть на своем пути и вселяя трепет в сердца обезьян, и следом за ним продвигались воины его, одушевленные жаждой боя. Но отважный Ангада, обладающий львиною мощью, с глазами, красными и горящими от гнева, ухватив ствол дерева ашвакарна, учинил великое побоище в рядах войска ракшасов. Сотни их полегли от его руки, как лес, вырубленный топором дровосека, и поле покрылось горами трупов с размозженными головами и переломанными руками и ногами, покрылось трупами коней, слонов и обломками сокрушенных боевых колесниц; реки крови заструились по полю брани. И смутилось и заколебалось войско ракшасов под неистовым натиском Ангады, сына Валина.

Видя поражение своего войска, Ваджрадамштра был охвачен гневом. И, натянув свой лук, блистающий, как молния Индры, он начал осыпать ливнями стрел ряды обезьян. И сильнейшие из ракшасов, стоя на колесницах, начали посылать во врагов тучи стрел и дротиков. А обезьяны стали метать в ракшасов древесные стволы и огромные камни. И оба войска понесли тут сильный урон, и многие ракшасы и обезьяны, сраженные, полегли на поле.

Тогда предводитель ракшасов, могучий Ваджрадамштра, обрушил на обезьян непрерывный ливень стрел. И он, искушенный в стрельбе из лука, пронзал одной стрелою и восемь, и девять обезьян разом. Воспламененный гневом, Ваджрадамштра опрокинул тогда и рассеял неприятельский строй. И обезьяны, израненные его стрелами, в страхе бежали тогда под защиту Ангады.

Ангада, видя ряды своей рати расстроенными, обратил свой взор на Ваджрадамштру и встретился с его взором. И оба ринулись друг на друга и сошлись в смертельной схватке, словно лев с разъяренным слоном. Сотнями и тысячами стрел, подобных языкам пламени, Ваджрадамштра пронзил тело сына Валина. Обезьяний же вождь, истекая кровью, метнул огромное дерево в Ваджрадамштру. Но, видя это, ракшас, не смутившись и не дрогнув ни на мгновение, рассек то дерево в полете на части своим оружием, и, не долетев до цели, куски его упали на землю. Тогда Ангада, подняв над головою громадную скалу, со страшным криком метнул ее во врага. Но тот, неустрашенный, спокойно соскочил с колесницы и стал поодаль на земле. И каменная глыба, брошенная Ангадой, обрушилась на колесницу и разнесла ее в щепы и насмерть придавила коней.

Схватив тотчас же другой такой же камень – поросшую деревьями горную вершину, – сын царя Кишкиндхи обрушил ее на голову ракшаса. И Ваджрадамштра, оглушенный, изрыгая кровь изо рта, мгновение стоял недвижимо, опираясь на палицу, чтобы не упасть, и тяжко вздыхая. Придя в себя, он взмахнул своей чудовищной палицей и нанес ею Ангаде удар в грудь; затем, отбросив палицу, он бросился на Ангаду, и оба сцепились врукопашную, нанося друг другу страшные удары кулаками.

И ракшас и обезьяна, избивая друг друга, изрыгали кровь изо рта и вздыхали тяжко, подобно змеям, и оба, изнуренные тем боем, разошлись наконец, не в силах одолеть один другого голыми руками.

Отступив, Ваджрадамштра взял щит, обтянутый ослиной кожей, и меч с клинком широким и острым и снова напал на Ангаду. Ангада тоже схватил меч, и оба – ракшас и обезьяна – стали кружить друг возле друга, прыгая и отскакивая и соревнуясь в ловкости и проворстве. И, нападая один на другого, оба, жаждущие победы, они испускали воинственные клики; и кровь струилась у них из ран, уподобляя обоих витязей деревьям кимшука, покрытым алыми цветами.

И оба, вконец изнуренные битвой, уже не могли держаться на ногах и продолжали сражаться, стоя на коленях. Но вот внезапно, в мгновение ока, Ангада вскочил с горящими глазами – с быстротой змеи, прянувшей на жертву! И единым взмахом своего острого меча сын Валина снес голову с плеч Ваджрадамштры; и отрубленная голова, покрытая кровью, покатилась по земле, вращая глазами.

Ракшасы, видя гибель своего военачальника, в ужасе обратились в бегство, преследуемые обезьянами, ища спасения от избиения за стенами Ланки. А сын Валина, сразивший Ваджрадамштру, торжествовал победу, возвышаясь среди обезьян, как Индра среди бессмертных.

Победа Ханумана над Акампаной

Услышав, что Ваджрадамштра пал от руки Ангады, Равана сказал своим военачальникам, стоявшим перед ним со сложенными ладонями: «Пусть победоносные ракшасы, наделенные великою мощью, выйдут в поле под водительством Акампаны, опытного и искушенного в ведении войны. Этот преданный мне и воинственный полководец сумеет покарать врагов и оградить Ланку от их нашествия. Он победит сына Дашаратхи и Сугриву, он истребит свирепых и диких обезьян».

Тогда по велению Раваны лучшие из лучших ракшасы, неистовые и кровожадные воины, мрачноликие, с горящими, как угли, глазами, построились и двинулись в бой, побуждаемые своим предводителем. Акампана, обликом сходный с грозовою тучей, повелевая голосом, подобным раскатам грома, взошел на колесницу, украшенную золотом, и, окруженный ракшасами, выехал через Западные ворота.

В тот миг, когда Акампана, могуществом равный солнцу, выехал в поле, кони его споткнулись, задергался у него левый глаз, и покрылся бледностью лик его, и изменил ему голос. Все вокруг потемнело, и вой хищных зверей и крики зловещих птиц послышались отовсюду. Но, презрев неблагоприятные знамения, Акампана вышел на поле битвы.

С ревом, вселяющим ужас в сердце, могучее войско ракшасов вышло через Западные ворота Ланки. И завязалась жестокая и беспощадная битва между бродящими в ночи и обитателями лесов, между воинами Раваны и славными ратниками Рамы. Облака пыли, поднятые ногами сражающихся, окутали поле боя и все окрестности густой пеленою, за которою скрылись войска, сошедшиеся в битве, только яростные крики и вопли звучали над полем. В этих тучах пыли бойцы перестали различать друг друга и разили врага и друга без разбору. Земля покрылась в тот миг мертвыми телами и стала мокрой и скользкой от крови; и, когда потоки крови увлажнили землю, пыль улеглась. Битва же между ракшасами и обезьянами разгорелась с новой силой.

Ракшасы напирали на обезьян, нанося им удары палицами и мечами, топорами и копьями, а обезьяны, отражая те удары, обрушивали на головы ракшасов утесы и древесные стволы и напирали навстречу, и вожди обезьяньего войска врывались в ряды врагов, убивая, опрокидывая и тесня неприятельских воинов.

Акампана, увидев, что в одном месте войска его дрогнули и отступают под натиском обезьяньих вождей, воскликнул, обращаясь к своему возничему: «Веди мою колесницу туда, где сражаются эти могучие обезьяны. Они истребляют моих воинов в битве, и ряды моей рати редеют под их ударами. Я должен укротить их отвагу. Да падут они от моей руки!» И колесничий направил быстрых коней туда, где ракшасы терпели поражение, и Акампана напал с великой яростью на обезьян, затмив небо тучею своих стрел.

Поражаемые стрелами Акампаны, обезьяны, не в силах противостоять ему, стали разбегаться с его пути. Тогда Хануман, бестрепетный сердцем, видя избиение своих родичей, вступил в бой, и могучие вожди обезьян, сплотившись вокруг него, повернули опять навстречу врагу. Как Индра дождем осыпает землю, так осыпал Акампана Ханумана бесчисленными стрелами. Но не дрогнул сын Ветра и встретил смехом тот ливень стрел, готовясь сразить Акампану. С воинственным криком Хануман бросился на ракшаса; земля загудела под его ногами. Подобный пылающему огню, приблизился Хануман к Акампане; и по дороге, вспомнив о том, что он безоружен, Хануман вывернул из земли огромный холм и поднял его над головой одной рукою.

Завидев тот холм, вскинутый ввысь Хануманом, Акампана издали пробил его своими стрелами, и холм рассыпался в прах в руках сына Ветра. Тогда могучий Хануман, охваченный гневом, выдернул из земли ствол дерева ашвакарна, вознесшийся выше горной вершины, и, взмахнув им, стал вращать его над головою. Но и ту ашвакарну мгновенно расщепил Акампана своими меткими стрелами.

В ярости бросился Хануман вперед, сокрушая все на своем пути, истребляя врагов, разбивая колесницы и убивая лучников на колесницах, слонов и их седоков, коней и всадников и пеших воинов. Акампана же, видя избиение ракшасов, испустил тревожный крик и пронзил Ханумана четырьмя и еще десятью железными стрелами и множеством острых дротиков. И со стрелами и дротиками Акампаны, торчащими из его тела, Хануман казался холмом, поросшим деревьями.

Взбешенный Хануман вырвал новое дерево из земли. Вне себя от гнева, раздраженный ранами, нанесенными оружием ракшаса, Хануман настиг Акампану, как некогда Индра – демона Намучи, и, изловчившись, с силою опустил древесный ствол на голову предводителя ракшасов. И, сраженный страшным ударом, Акампана упал с колесницы и умер.

После гибели Акампаны ракшасы, пав духом, бросились бежать по направлению к Ланке, бросая оружие. Обезьяны преследовали их, поражая камнями и деревьями, истребляя вражеское войско, наголову разгромленное в бою. Устрашенные ракшасы бежали во весь дух с развевающимися волосами, и пот струился потоком по их лицам, и, достигнув Ланки, они, оглядываясь в испуге, теснясь и давя друг друга в смятении, устремились в городские ворота, спеша укрыться за стенами крепости.

Обезьяны же, ликуя и торжествуя победу, восславили подвиг Ханумана громкими кликами. Рама, и Лакшмана, и Сугрива, и Вибхишана воздали великую хвалу своему другу, отважному сыну Ветра.

Победа Нилы над Прахастой

Когда весть о гибели Акампаны достигла слуха предводителя ракшасов, он, разгневанный и ошеломленный, устремил взор на своих советников. Поразмыслив, он в то утро, покинув свой дворец, обошел стены города, проверяя готовность и бдительность защитников Ланки. И, окинув взором окрестности Ланки, он увидел их заполненными бесчисленными ордами обезьян. Тогда Равана сказал Прахасте, искушенному в науке войны: «Кроме битвы, я не вижу иного средства спасти город, осажденный со всех сторон. Эта задача под силу мне или Кумбхакарне, моему брату, или Индраджиту, моему сыну, или тебе, моему полководцу. Возьми войско и выйди против обезьян – нет сомнения, они побегут, едва заслышат твой голос. Они – эти неразумные твари – не вынесут твоего боевого клича, как не выносит слон рыкания льва. И когда обезьянье войско обратится в бегство, Рама и Лакшмана останутся одни, лишенные силы и опоры. Ты легко и не подвергая жизнь свою большой опасности одержишь победу над ними, Прахаста. Скажи, что думаешь ты об этом?» Прахаста отвечал царю бродящих в ночи: «О государь, ты всегда был милостив и щедр ко мне. Нет такого деяния, которое я отказался бы совершить ради твоего блага. Смерти я не боюсь. Для тебя я с радостью пожертвую жизнью». И, обратившись к своим военачальникам, он сказал: «Соберите войско ракшасов. Сегодня я накормлю досыта стервятников и коршунов телами врагов, сраженных моими стрелами».

Повинуясь словам Прахасты, военачальники построили войска. Вмиг закишела Ланка боевыми слонами, конями, колесницами и полчищами отважных и ужасных ракшасов, вооруженных всеми видами оружия. В воздух поднялся дым жертвоприношений, совершаемых ради победы войска Раваны. Ракшасы, исполненные воинственного духа, надели поверх доспехов освященные и заговоренные цветочные гирлянды и стали перед Раваной, готовые идти в бой.

Тогда, приветствовав царя, Прахаста затрубил в свой рог и взошел, облаченный в золотые доспехи, лучезарный и прекрасный, как восходящее солнце, на колесницу, управляемую искусным возничим, запряженную быстрыми, как ветер, конями. Забили барабаны, затрубили трубы, и несметное войско ракшасов во главе с грозным Прахастой, подобным богу смерти, вышло из города через Восточные ворота, сотрясая землю и вселяя ужас во все живое леденящим душу ревом.

И когда войско вышло из города, птицы, питающиеся падалью, рея в безоблачном небе, появились с правой стороны от колесницы Прахасты. В лесу жуткие шакалы, извергая из пастей огонь, пронзительно завыли. Солнце померкло, кровавый дождь пролился на головы идущего войска. Зловещий стервятник с криком опустился на стяг Прахасты и, повернувшись на юг, разодрал его своими когтями и тем лишил украшения колесницу полководца ракшасов. Кони Прахасты споткнулись, и поводья выпали из рук его возничего.

И обезьяньи рати встали на пути Прахасты, прославленного своей отвагой и воинским искусством. Вырывая с корнями деревья и поднимая тяжелые скалы, обезьяны, пылая жаждою битвы и бросая вызов врагам, приготовились встретить и отразить натиск ракшасов. И оба войска столкнулись с оглушающим шумом.

Рама, видя, как вышло из города вражеское войско, обратился с улыбкой к Вибхишане и спросил его: «Кто этот славный воин огромного роста впереди всех на колеснице? И какова его сила? Расскажи мне об этом ракшасе, о могучий». Вибхишана отвечал: «О Рагхава, это Прахаста, полководец Раваны, и с ним – треть войска Ланки. Этот ракшас прославлен своей силой, отвагой и воинским искусством. Рядом с ним – четверо его полководцев-советников – Нарантака, Кумбхахану, Маханада и Саммуната – воители опытные и не ведающие страха. Могучую рать выслал Равана в поле, нелегко будет одолеть ее. Смотри, войска сошлись, и битва началась!»

Густые тучи стрел и камней полетели с обеих сторон. Ракшасы напали с яростью на обезьян, поражая их своим оружием, а обитатели лесов отважно противостояли ракшасам, нанося им жестокие удары. Многие тогда были пронзены копьями и стрелами, зарублены мечами и топорами; многие полегли, сокрушенные дубинами и камнями. Одни, оглушенные палицей, валились замертво на землю, другие падали, пронзенные в грудь стрелою, третьи лишались жизни, разрубленные надвое мечом. Ряды обезьян поредели под натиском свирепых ракшасов, но и многие ракшасы пали, убитые неистовыми обезьянами. И ракшасы и обезьяны сражались, не ведая страха и усталости, вступив на стезю героев.

Нарантака, Кумбхахану, Маханада и Саммуната – четверо могучих советников Прахасты – пробивались сквозь ряды неприятельского войска, сокрушая и истребляя обитателей лесов. Под их напором стали отступать обезьяны.

Тогда вожди обезьяньего войска пришли на помощь своим воинам. Двивида, стремительно бросившись в гущу боя, воздев над головою каменный утес, обрушил его на Нарантаку и убил его. Майнда могучим стволом ашвакарны сразил Саммунату: Джамбаван каменной глыбою прикончил Маханаду, а Кумбхахану испустил дух, сраженный ударом дубины, нанесенным Тарой.

Но, не устрашенный этим поражением, Прахаста со своей колесницы обрушил тогда на головы обезьяньего войска непрерывный и нескончаемый ливень стрел. И великое смятение посеял он среди обезьян, нанеся им тяжелый урон и принудив их к отступлению.

А земля покрылась телами сраженных обезьян и ракшасов, и река крови, ужасающая взор, потекла по ней: трупы были ее берегами, мечи и копья – деревьями на тех берегах, волосы павших – ее мхом, внутренности, вывалившиеся из распоротых животов, – ее водорослями, коршуны и стервятники – ее лебедями, рыбами плавали в ней отрубленные головы, и стоны раненых были ее журчанием. И как другие реки текут к океану, так эта страшная река текла в царство Ямы, бога смерти.

Тогда Нила увидел Прахасту, стоящего на золотой колеснице и посылающего тучи смертоносных стрел на войско обезьян. И Нила бросился к нему, сметая ракшасов на своем пути, как ветер разгоняет с неба облака. И Прахаста, лучший из лучников, увидел приближающегося к нему Нилу и, повернув колесницу ему навстречу, направил на Нилу удары своих стрел.

Одолеваемый стрелами Прахасты, Нила остановился, зажмурившись, как буйвол под струями осеннего ливня. Затем, оправившись от ударов вражеского оружия, Нила с криком взмахнул над головою чудовищным стволом дерева шала и, охваченный гневом, сокрушил им насмерть коней Прахасты, предводителя ратей. Вторым ударом он сломал лук в руках Прахасты и вскричал снова и снова. Лишившись лука, ракшас взял палицу и соскочил с колесницы. И оба прославленных вождя стали друг против друга на поле, покрытые кровью, словно лев против тигра, питающие смертельную вражду один к другому, подобные Индре и Вритре, готовым к единоборству, и каждый жаждал победы.

Прахаста, применив все свое искусство, напал на Нилу и палицею угодил ему в висок. Кровь заструилась потоком из раны; вне себя от ярости, Нила поразил древесным стволом предводителя ракшасов в грудь. Не дрогнув под этим ударом, Прахаста снова бросился на Нилу, воздев палицу над головою. Но, предупредив его удар, проворный Нила нагнулся и, подхватив с земли огромную скалу, низринул ее на голову Прахасты. Вдребезги раздробил он голову Прахасты, и полководец Раваны мертвый рухнул на землю, словно дерево, подрубленное топором; и кровь рекою хлынула из его размозженной головы.

Когда Прахаста был убит Нилой, несокрушимая рать ракшасов, не ведавшая доселе поражений, отступила к Ланке. Так же, как река, когда разрушат плотину, устремляется бурным потоком из запруды, так войско ракшасов устремилось прочь с поля битвы, когда вождь его пал. И войско вернулось в крепость в глубоком молчании, охваченное скорбью; и казалось, сознание покинуло ракшасов, ошеломленных своею утратой.

А победоносный, восславленный обезьянами Нила, совершив свой подвиг и торжествуя, присоединился к Раме и Лакшмане.

Равана на поле боя

Воины, отступившие с поля сражения, явились к владыке ракшасов и поведали ему о гибели Прахасты от руки могучего Нилы. Услышав от них эту недобрую весть, Равана возгорелся гневом. Пораженный скорбью в самое сердце, он обратился к своим военачальникам и сказал: «Не должно более пренебрегать врагом, коим убит был со своими соратниками вождь моих войск, победивший некогда самих небожителей. И потому, не предаваясь долгим размышлениям, я решил ныне сам выйти на поле битвы. Как лесной пожар пожирает деревья, так истреблю я сегодня моими стрелами войско обезьян и убью Раму и Лакшману».

Сказав так, владыка Ланки взошел на колесницу, сверкающую как пламя, и под пение священных гимнов, звуки труб, литавр и барабанов выехал из города через Северные ворота, окруженный полчищами свирепых ракшасов с горящими огнем глазами, ревущих и воющих бесов, пожирателей мяса, словно окруженный сонмищами духов Шива, Разрушитель Вселенной. И, выйдя из города, он увидел в поле ряды обезьян, протянувшиеся без конца и края, как волны моря, со скалами и древесными стволами в воздетых руках.

Завидев грозную рать ракшасов, вышедшую в поле из города, Рама обратился к Вибхишане, лучшему из воителей, и спросил: «Кто ведет эти войска, вооруженные копьями и мечами, топорами и палицами, сопровождаемые колесницами, и всадниками, и слонами, подобными горам? Кто эти могучие и доблестные воины, свирепые обликом, бесстрашно выступающие впереди своих дружин?»

Вибхишана сказал: «О царь, тот, едущий на слоне, – Дурмукха, блистающий золотыми доспехами; этот, на колеснице, украшенной стягом с изображением льва, – Индраджит, гордящийся даром, полученным им от всемогущего Брахмы; этот, огромный, подобный Холму Заката в горах Виндхья, сжимающий в руке лук чудовищных размеров, – Вирупакша; этот, с кровавыми глазами, испускающий воинственный клич, – Маходара; этот, неистовый, на быстром коне, со сверкающим дротиком в руках, – Пишача; этот, с копьем, верхом на быке, подобный месяцу сиянием, – знаменитый Юпакша; эти двое – один со змеей на стяге, вооруженный луком, другой с золотой булавою в руке, украшенной драгоценными камнями, – Кумбха и Никумбха, сыновья Кумбхакарны; а этот, под белым балдахином, в драгоценном венце и с кольцами в ушах, с горящим взором, окруженный ужасными ликами, подобными тигриным, верблюжьим, слоновьим, оленьим и лошадиным мордам, возвышающийся над всеми как горная вершина, – это сам владыка ракшасов, сокрушитель гордыни бессмертных!»

Рама сказал: «Блеск его ослепляет глаза, как блеск солнца, и я с трудом различаю его – Равану, царя бродящих в ночи, равного богам сиянием. И воины его подобны движущимся утесам; огненное оружие сверкает у них в руках. Окруженный чудовищными ликами, он, воистину, как Шива, Разрушитель Вселенной, окруженный призраками. О Вибхишана, настал долгожданный час – ныне я встречусь в бою с похитителем Ситы и обрушу на него гнев свой!» С этими словами Рама взял свой лук и, сопровождаемый по пятам Лакшманой, направился навстречу ракшасам.

Равана обратился к своим воинам и сказал им: «Станьте у стен Ланки, охраняя все входы и выходы, чтобы обитатели лесов, видя, что все вы вышли в поле со мною, не проникли в пустой город и не причинили нам великих бед». Сказав так и оставив войска у стен города, Равана ринулся на вражеское войско и ворвался в его ряды, как огромная рыба, нырнувшая в воды океана. Сугрива поспешил ему навстречу, воздев над головою горную вершину, поросшую лесом. И он метнул ее в повелителя бродящих в ночи. Но, видя стремительное падение того громадного утеса, Равана своими золотыми стрелами разнес его на части в полете. И Равана взял копье, подобное пылающему огню, неотвратимое, как молния Громовержца, губительное, как сам Разрушитель Вселенной, и метнул его с силою в Сугриву. И копье вонзилось в грудь героя, и, корчась, Сугрива с воплем упал на землю.

Видя царя обезьян распростертым без чувств на земле, ракшасы преисполнились радости. Тогда Гавакша и Гавайя, Сушена, Ришабха и Нала, вырывая скалы из земли, ринулись на Равану. Но сотнями острых стрел встретил их владыка демонов и отразил их натиск; и он нанес им теми золотыми стрелами мучительные раны, и, пронзенные многократно ужасным оружием Раваны, обезьяньи вожди дрогнули и бежали, ища спасения и защиты у Рамы.

Тогда Лакшмана, приблизившись к Раме, сказал ему, сложив ладони: «О благородный, только я могу одолеть этого нечестивца. Я убью его. Позволь мне сразиться с ним, о Рама». Рама отвечал ему: «Ступай, о Лакшмана, и употреби все свое умение и отвагу в бою. Равана поистине силен и смел, и удивительна мощь его в битве. Нет сомнения, в гневе он грозен и губителен для всего живого. Будь бдителен и осторожен, оберегай себя и не допускай промахов».

Сын Сумитры обнял Раму и, воздав ему хвалу, отправился в бой. Между тем Равана, истребляя и рассеивая обезьяньи рати, продвигался по бранному полю, пока не стал на его пути Хануман, сын Ветра. «О Равана! – воскликнул Хануман, воздев правую руку. – Ни боги, ни данавы, ни гандхарвы, ни демоны не могли одолеть тебя, но ныне, вступив в борьбу с обезьянами, ты найдешь свой конец. Вот этой моей рукой я вырву душу из твоего тела!» Равана отвечал ему, и глаза его налились кровью от гнева: «Бей же, о грозный противник! Покажи свою удаль, прежде чем я прикончу тебя».

И храбрый Хануман вступил в единоборство с врагом бессмертных богов. Равана с размаху поразил своею десницей сына Ветра, и Хануман пошатнулся, оглушенный, с трудом устояв на ногах. Но, тотчас оправившись, он нанес страшный удар повелителю ракшасов; и содрогнулся Равана под тем ударом, как гора от землетрясения. И сказал он, обретя дыхание: «Неплохо, о обезьяна! По силе ты достойный меня противник!» Хануман же сказал: «Ничтожна моя сила, если ты дышишь еще, о Равана. Бей же ты, о нечестивый! Почему ты медлишь? Следующим ударом я отправлю тебя в царство Ямы!» Тогда Равана, разгневанный его словами, сжал в кулак свою правую руку и с силой опустил ее на грудь Ханумана. И Хануман зашатался, теряя сознание. А Равана, оставив его, обратился против Нилы.

Тучи стрел послал повелитель ракшасов в Нилу. А Нила, взмахнув огромной скалою, запустил ею в Равану; но тот раздробил ее в полете семью стрелами, мгновенно выпустив их одну за другой. При виде своей неудачи взъярился Нила, и стал он метать одно за другим могучие деревья в Равану – деревья шала, и ашвакарны, и манго в цвету, и другие. Но всех их расщепил в полете стрелами Десятиглавый и в ответ десятками стрел поразил вождя обезьян.

Увертываясь от метко направленных стрел демона, Нила уменьшился внезапно в размерах и, взвившись в воздух, оказался над колесницею Раваны, а падая с высоты, уцепился за верхушку его стяга. Видя обезьяну над своей головою, Равана был ошеломлен и разгневан, а Нила испускал насмешливые крики. И Рама, и Лакшмана, и Хануман, пришедший в себя после удара, с изумлением взирали на необычайное проворство Нилы, вмиг перескочившего со стяга на лук Раваны, с лука – на его венец и с венца метнувшегося снова на стяг. И Равана, пораженный увертливостью обезьяны, схватился за лук. А обезьяны, видя растерянность царя ракшасов, веселясь, испускали громкие крики, и раздраженный этими криками Равана, в чье сердце вселилась тревога, не знал, что ему предпринять против Нилы.

Тогда, взяв огненную стрелу и поместив ее на тетиву лука, повелитель ракшасов устремил свой взор на Нилу, восседающего на стяге, и сказал: «Поистине, обезьяна, велико твое искусство менять размеры и облик и твое проворство и ловкость. Но берегись, обезьяна! Эта моя стрела положит конец твоим уловкам!»

Сказав так, могучерукий Равана, властитель Ланки, отпустил тетиву. И Нила, пораженный в грудь стрелой, корчась, еле живой упал на землю, но жизнь не покинула его, и он скрылся с пути колесницы Десятиглавого.

Равана же на своей гремящей как гром колеснице, пылая жаждой битвы, устремился на сына Сумитры. И Лакшмана бесстрашно ринулся ему навстречу, сжимая лук в руке, и вскричал: «О владыка бродящих в ночи, испытай мою силу в бою! Довольно тебе сражаться с обезьянами!» Услышав эти слова Лакшманы и звон тетивы его лука, Равана приблизился к нему, стоящему на поле брани, и в гневе сказал ему: «О потомок Рагху, наконец-то ты, неразумный, встал на пути моем, куда привела тебя твоя судьба. Сейчас, пронзенный моими стрелами, ты отправишься в царство Смерти». Но Лакшмана, презрев угрозу, отвечал ему: «Напрасно ты похваляешься своею силою, о царь грешников. Мне ведома твоя мощь и твоя отвага. Здесь стою я с луком в руке. Приблизься! Что толку в пустых речах?»

Властитель ракшасов, принимая вызов, натянул свой лук и выпустил, пылая гневом, семь золотых стрел одну за другой. Лакшмана своими острыми стрелами в тот же миг расщепил их все семь в полете, и, как змеи, рассеченные на части, не долетев, они упали на поле. И снова Равана обрушил на брата Рамы ливень стрел, и снова Лакшмана расщепил их в полете своими стрелами с остриями, подобными лезвиям ножей. И, видя тщетность своих усилий, царь ракшасов преисполнился удивления и снова направил острые стрелы на Лакшману; но тот, отразив все удары, сам послал тучи стрел во врага, принудив Равану отбиваться от них.

Отразив стрелы сына Сумитры, Равана поместил на тетиву лука стрелу, подобную истребительному огню в день кончины мира. И той ужасной стрелою, дарованной ему всемогущим Брахмой, он поразил Лакшману в голову. Содрогнулся Лакшмана под ударом стрелы, но, преодолев беспамятство и боль, продолжая бой, нацеленной метко стрелою сломал в руках у Раваны лук и еще три стрелы вонзил ему в грудь. Пошатнулся и Равана, истекая кровью, и, оправившись, схватил копье, подобное столбу пламени, и метнул в сына Сумитры то чудовищное копье, вселившее трепет в сердца обезьян.

Лакшмана многими стрелами поразил то копье в воздухе, но не в силах был остановить его неотвратимый полет. Оно поразило грудь Лакшманы, и рухнул он, лишившись сознания. И в тот же миг Десятиглавый был возле него и схватил его, чтобы увлечь за собою. Но тотчас бросился на владыку ракшасов отважный Хануман и с такою силою ударил его кулаком в грудь, что Равана выпустил Лакшману из рук и, обеспамятев, опустился на колени и кровь хлынула у него изо рта.

А Хануман взял на руки Лакшману, потерявшего сознание, и отнес его к Раме. И Хануман сказал Раме: «Ты должен покарать нечестивого врага. Садись мне на спину, я понесу тебя, как Гаруда, царь птиц, нес великого бога Вишну на битву с демонами». Рама сел Хануману на спину, и могучий сын Ветра понес его в гущу боя, где Равана, оправившись от удара, уже вновь осыпал стрелами ряды обезьяньего войска. Приблизившись к Раване, Рама вскричал: «Стой, стой, о нечестивый ракшас! Ты не уйдешь от меня, причинивший мне столько зла. Я, истребивший четырнадцать тысяч ракшасов, отправлю сегодня во владения Ямы и тебя с твоими сыновьями и внуками!»

Равана, повернув колесницу навстречу Раме, поднял свой лук и тучей пылающих стрел осыпал врага. И теми стрелами он многократно поразил Ханумана; но Хануман, сын Ветра, несущий Раму, стойко выдержал все удары.

Увидев, что лучший из обезьян жестоко изранен Раваной, сын Дашаратхи был охвачен гневом. Приблизившись к врагу, он своими острыми стрелами разнес на куски колесницу владыки ракшасов вместе с бывшим в ней оружием и со стягом Раваны и убил его возницу и коней его. И как Индра разбил громовым ударом великую гору Меру, так Рама разверз грудь Раваны стрелою, подобною молнии Индры. Поник Десятиглавый под страшным тем ударом, и лук выпал из его ослабевшей руки. А Рама взял чакру – диск, который мечут в бою, – и, метнув ее, сбил драгоценный венок с головы повелителя Ланки. «Великие подвиги ты совершил в битве, – молвил сын Дашаратхи Раване, – многих доблестных воинов моего войска ты сразил. Ты изнурен боем. Я не буду сегодня биться с тобою. Ступай в свою Ланку, о царь бродящих в ночи. Мы еще встретимся в этом сражении, и ты познаешь мощь моей десницы».

И Равана, израненный, лишившийся оружия, коней и колесницы, поспешно отступил и возвратился в Ланку, укрывшись за ее стенами со своим войском.

Пробуждение Кумбхакарны

Вернувшись в Ланку, Равана, мучимый болью от ран, побежденный в сражении Рамой, как слон, побежденный львом, как змей, побежденный Гарудой, предался скорби. Воссев на золотом троне, Равана сказал, озирая собрание ракшасов: «Поистине, все мои подвиги благочестия и истязания плоти были бесплодны, ибо, вознесясь превыше грозного Индры, ныне я потерпел поражение от смертного. И теперь на память мне приходят зловещие слова Брахмы: «Знай, что опасность грозит тебе от руки смертного. Тебя не одолеют ни боги, ни исполины, ни гандхарвы, ни якши, ни ракшасы, ни наги. Но ты не просил неуязвимости от человека».

Мне кажется, этот сын Дашаратхи и есть тот смертный, от кого грозит мне гибель. И проклятия жертв моих приходят мне на память; все они предсказали мне отмщение. Анаранья, потомок Икшваку, предрек мне, что из рода его выйдет герой, который убьет меня в битве вместе с моими сыновьями и соратниками. Ума же, дочь Химавата, оскорбленная мною, предсказала, что женщина станет причиной моей гибели. И Нандикешвара, коего я унизил, сулил мне претерпеть унижение от обезьян.

Великая опасность грозит нам ныне. Все силы должны мы напрячь, чтобы отвратить ее. Пусть воины станут на стенах и у ворот, пусть будут бдительны, пусть зорко следят за движением врага. И пусть разбудят Кумбхакарну. Он – последняя наша надежда, он – неодолимый в битве, не знающий равных в отваге и мощи, он рассеет полчища обезьян и убьет сыновей Дашаратхи. Я потерпел поражение – теперь никто, кроме Кумбхакарны, не может помочь мне. Но он спит, он спит месяцы и годы, чтобы бодрствовать один день. Ступайте и разбудите его».

Вняв словам своего владыки, ракшасы, взяв с собою венки, благовония и обильные запасы пищи, поспешно отправились к пещере, где спал Кумбхакарна.

спящий кумбхакарна фото

Чудовищным и непостижимым было могущество Кумбхакарны, брата Раваны. Когда в былые времена Кумбхакарна вслед за старшим братом, свершив суровые обеты, пришел просить себе дара у Брахмы, в великое смятение пришли боги, ожидая страшного бедствия для вселенной. И они умолили Брахму позволить им обмануть чудовище. Едва Кумбхакарна раскрыл рот для просьбы, Сарасвати, богиня речи, проникла в гортань ему и оттуда голосом Кумбхакарны попросила у Брахмы вечного сна.

С тех пор Кумбхакарна погружен был навечно в глубокий сон, лежа в просторной пещере, которую отвел ему Равана. Но каждые шесть лет он просыпался на один день, и тогда великая опасность грозила миру.

Подойдя к входу в пещеру, ракшасы были остановлены дыханием спящего Кумбхакарны, которое подобно бурному ветру, вылетало из его груди; с трудом удержались они на ногах. Но, преодолев встречный ветер, ракшасы вошли в пещеру и узрели Кумбхакарну, лежавшего, возвышаясь, подобно холму, на полу, вымощенном золотом и драгоценными камнями. В золотой диадеме, с золотыми браслетами на руках, он лежал, огромный, как никто во вселенной, и грудь его вздымалась во сне, и запах крови и жира исходил от него.

Ракшасы внесли в пещеру и горою навалили на полу великое множество туш оленей, буйволов и вепрей; там же они насыпали великую гору риса, поставили кувшины с кровью и различными яствами. Они умастили тело Кумбхакарны и окурили его благовониями и украсили его цветами. Затем, став кругом, они возопили все разом во всю свою мочь, затрубили в трубы, забили в барабаны, захлопали в ладоши, затопали ногами и принялись толкать, тормошить, бить и колотить Кумбхакарну.

И столь великий шум возносился к небесам, что птицы, пролетавшие мимо, падали замертво на землю. Но Кумбхакарна, погруженный всемогущим Брахмой в тяжкий сон, не просыпался.

Тогда ракшасы взяли дубины и палицы и, подступив к Кумбхакарне, стали бить его, сладко спящего, в грудь каменными глыбами, дубинами, палицами и булавами, а другие били что есть силы в барабаны и литавры и трубили в раковины. И десять тысяч ракшасов, собравшихся в пещере, не могли разбудить Кумбхакарну.

Тогда ракшасы пришли в ярость. Они пустили скакать по телу Кумбхакарны коней, и верблюдов, и мулов, пустили ползать по нему змей. Они колотили его дубинами и бревнами, резали ножами, хлестали плетьми. Они кричали, ревели, рычали, вопили, выли, визжали, били в барабаны, литавры, трубили в трубы, так что вся Ланка с ее лесами и холмами наполнилась оглушительным шумом.

Одни заколотили разом в тысячу барабанов, другие заревели разом во всю силу глоток; но Кумбхакарна даже не шелохнулся. Одни рвали его волосы, другие кусали его уши, третьи вылили в его уши тысячу кувшинов воды. Но только когда тысяча слонов ринулась на него разом, топча его тело, Кумбхакарна наконец пробудился от сна.

Не замечая рушащихся на него ударов, он потянулся, раскинул руки, зевнул, разверзнув пасть, подобную входу в подземное царство, вздохнул – словно буря забушевала в недрах горы – и сел, раскрыв глаза, горящие как две звезды, терзаемый муками голода.

Тотчас ракшасы указали ему на груды съестного, и Кумбхакарна накинулся на еду, пожирая мясные туши и запивая их кувшинами крови. Когда он насытился, ракшасы обступили его со всех сторон и стали, склонив головы, он же обвел их взглядом и сказал: «Зачем вы разбудили меня? Пребывает ли в здоровье и благополучии царь? Или стряслась какая-нибудь беда и опасность грозит ему? Если так, я уничтожу любую опасность и отведу от него любую беду. Ни Индра, ни Агни – никто из богов не может противостоять мне. Поведайте мне всю правду. Вы не посмели бы разбудить меня раньше срока, если бы у вас не было важной причины!»

Тогда выступил вперед царский советник по имени Юпакша и молвил гневному Кумбхакарне, сложив смиренно ладони: «Нет опасности, которая угрожала бы нам от богов, о могучий! Но, владыка, великая опасность грозит нам от смертного! Ланка осаждена обезьянами, подобными горным утесам. Рама, сын Дашаратхи, привел их, пылая гневом и жаждою мести за похищение Ситы. Ныне в бою он одолел повелителя ракшасов, свершив то, что не по силам было ни богам, ни данавам, ни исполинам-дайтьям. И наш великий государь отступил с поля боя, едва не лишившись жизни, – великодушный враг пощадил его».

Услышав о поражении брата, Кумбхакарна, вращая глазами, сказал Юпакше: «Сегодня же, уничтожив вражеское войско и его вождей, я избавлю царя от тревог. Сегодня же я призову ракшасов на пир – да насытятся они мясом и кровью обезьян! А сам я напьюсь крови Рамы и Лакшманы!» И, встав со своего ложа, Кумбхакарна совершил омовение; по его велению ракшасы принесли ему две тысячи кувшинов вина, и, выпив их все, воспрянув духом, освеженный и бодрый, отправился он к Раване.

Возвышаясь над домами и стенами Ланки, грозным обликом подобный смерти, он шагнул, направляясь к чертогам брата, и под ногами его сотряслась земля. Завидев его издалека, дрогнули отважные обезьяны; страх вселился в их сердца. И Рама схватился за лук и сказал, обращаясь к Вибхишане: «Кто он, этот злобный великан, подобный горе или туче, таящей молнию, при виде которого дрогнули и подались назад ряды нашего войска, – ракшас или асура? Такого, как он, еще не видели мои глаза».

Вибхишана ответил: «О Рагхава, это Кумбхакарна, сын Вишраваса, брат Раваны, победитель Индры и Ямы. Нет среди ракшасов равного ему могуществом. Едва родившись, он начал тысячами пожирать живые существа; и по воле богов, боявшихся опустошения вселенной, Брахма погрузил его в вечный сон. Но Равана умолил всевышнего Брахму позволить его брату просыпаться каждые шесть лет на один день. Видно, теперь властелин ракшасов, устрашенный твоею мощью и жаждущий победы, разбудил Кумбхакарну. Не диво, что обезьяны и медведи готовы бежать при его появлении. Разве смогут они устоять против него и одержать над ним победу? Но они должны будут с ним сражаться!»

Рама промолвил тогда, обращаясь к Ниле: «Пусть обезьяны, вооружившись, станут на дорогах и у мостов, закрывая выходы из города, и пусть приготовятся к битве». И по слову великого Рамы несметное обезьянье войско, потрясая каменными глыбами и стволами деревьев, приблизилось к городским воротам, возглавляемое славными Ангадой, Хануманом, Шарабхой и Гавакшей.

А Кумбхакарна между тем достиг чертогов Раваны и вошел в них, как солнце в тучи, сотрясая поступью землю. Он предстал перед Раваной, восседавшим на колеснице Пушпака, и поклонился ему в ноги, приветствуя его. Равана же, обрадованный, сошел с колесницы и, обняв брата, усадил его на драгоценную асану, блистающую золотом.

Кумбхакарна спросил: «О царь, зачем ты повелел разбудить меня? Скажи, кто угрожает тебе? Кого я должен сокрушить?» И Равана, воспылав гневом, отвечал, в ярости вращая глазами: «О могучий, ты долго спал и не знаешь о беде, постигшей меня. Рама вместе с Сугривой переправился через океан и ныне истребляет мой народ на поле битвы. Увы! Взгляни на нашу Ланку, осажденную полчищами обезьян, бесчисленными, как волны океана! Я не могу с ними справиться. Лучшие из ракшасов пали в сражении, и страх проник в мою душу. Избавь меня от него, о Кумбхакарна! Спаси Ланку! В ней остались одни старики и дети – все остальные бьются, обороняя крепость. Я, никогда еще ни о чем не просивший тебя, ныне прошу тебя, как брата, о могучий победитель небесных воинств, разбей вражеские рати и рассей их, как бурный ветер рассеивает осенние тучи!»

Выслушав сетования Раваны, Кумбхакарна сказал, усмехаясь: «Так беда, которую мы предвидели в день нашего совета, постигла тебя, о безрассудный! Поистине, ты пожинаешь плод своего нечестивого деяния. О великий царь, гордый своим могуществом, ты пренебрег благоразумием и начал тем, чем следует кончать, – деянием и кончил тем, с чего начинают мудрые, – размышлением. Ты не прислушался к разумным советам – на что же ты жалуешься теперь?»

Равана, нахмурив брови, отвечал на эти слова Кумбхакарны! «Не ради поучений я призвал тебя – что толку теперь в пустых речах? Не время поминать мою гордость и неблагоразумие. Не слов, но дела жду я от тебя. Друг – тот, кто помогает попавшему в беду».

Видя мрачность Раваны, Кумбхакарна сказал ему, утешая его: «О царь, прогони печаль и не гневайся! Выслушай меня. Я истреблю тех, кто причинил тебе горе; покуда я жив, ты не познаешь беды. Но какая бы невзгода ни грозила тебе, я должен сказать то, что мыслю, ради твоего блага. Братская любовь подсказала мне эти речи. И все, что может сделать друг для друга в беде, я сделаю для тебя. Будь покоен! Я принесу тебе с поля боя голову Рамы и проглочу обезьянье войско, утешив сердца тех ракшасов, чьи друзья пали в битве. Мне не нужно ни меча, ни копья, ни палицы, ни стрел – голыми руками справлюсь я с сыном Дашаратхи; да узрят все мощь Кумбхакарны, восставшего от долгого сна! Утешься, о повелитель. Когда я отправлю ненавистного Раму в царство Ямы, непреклонная Сита добром уступит твоим желаниям и станет, наконец, твоей супругой.»

Поднялся Кумбхакарна и сказал, готовый отправиться в бой: «Я пойду один. Пусть войско остается здесь. Голодный и разгневанный, я один пожру обезьянье войско». Но Равана молвил: «Ступай вместе с войском, вооруженным копьями и палицами, и вооружись сам. Обезьяны сильны, отважны и искусны в ведении боя; они могут загрызть тебя, если ты выйдешь в одиночку и без оружия».

И Равана, встав с места, надел на шею Кумбхакарне ожерелье из драгоценных камней, золотые украшения и цепь, сияющую как лунный свет. А Кумбхакарна облачился в золотую кольчугу и взял в руки кованое железное копье, позолоченное и сверкающее как пламя. И, обняв своего старшего брата, обойдя вокруг него и поклонившись ему, Кумбхакарна покинул дворец.

Равана же благословил Кумбхакарну и повелел бить в барабаны и трубить в трубы: и могучее войско ракшасов, вооружившись до зубов, выступило вслед за Кумбхакарной на поле боя.

Победа Рамы над Кумбхакарной

Под барабанный бой и пение труб, с оглушительным ревом, колеблющим землю и море, вышли в поле из ворот Ланки ракшасы, предводительствуемые Кумбхакарной. Могучие знатные воины войска ракшасов следовали за ним на слонах, конях и колесницах, грохот которых был подобен раскатам грома. Другие ехали на верблюдах, ослах, змеях, львах, леопардах, оленях, птицах, а следом за ними шли бесчисленные отряды пеших воинов, вооруженных мечами, копьями, палицами, секирами, булавами, таласкандами, дротиками, боевыми топорами.

И впереди всех двигался свирепый Кумбхакарна, подобный пылающей горе, одаренный чудовищной силой. Приняв ужасающий облик, он вращал глазами, огромными, как колеса колесницы, и твердил: «Как огонь пожирает летящих в него мотыльков, так пожру я цвет обезьяньего войска!»

Когда же Кумбхакарна выходил из города, ужасные знамения появились повсюду: затряслась земля, взволновалось море, солнце померкло в небе; шакалы завыли по краям поля, разевая пылающие пасти, птицы закружились в воздухе по левую руку от Кумбхакарны, и коршун сел на острие его копья. Но, презрев дурные предзнаменования, Кумбхакарна перешагнул через городскую стену и стал на поле перед обезьяньими войсками. И когда он предстал их взорам, смертельный ужас объял обезьян, и они обратились в бегство; и рати Сугривы рассеялись, словно облака под порывами ветра. Увидев обезьян, разбегающихся с его пути, Кумбхакарна испустил ликующий рев; и, заслышав голос его, подобный грому, многие обезьяны попадали на землю как подкошенные. Неодолимый страх овладел их сердцами, и толпами бежали обитатели лесов с поля битвы от Кумбхакарны, как от Ямы, бога смерти, в час гибели вселенной бегут живые существа.

Ангада, сын Валина, видя всеобщее бегство, вскричал, обращаясь к Нале и Ниле, Гавакше и могучему Кумуде: «Куда бежите вы, забыв свой род и стыд, гонимые страхом, словно простые обезьяны? Остановитесь! Это только призрак, созданный чарами ракшасов, чтобы вас напугать. Остановите войско и заставьте его сражаться». И обезьяны, ободренные Ангадой, повернули обратно, хватая древесные стволы и каменные глыбы, и напали с яростью на Кумбхакарну.

Но великан не дрогнул и не шелохнулся под ударами, наносимыми ему обезьянами. И деревья с покрытыми листвой и цветами вершинами ломались о его тело, и огромные скалы, ударившись о него, рассыпались в прах. Кумбхакарна набросился на обезьян и учинил великое побоище в их рядах, истребляя их и пожирая, как лесной пожар пожирает деревья. Одни обезьяны полегли, истекая кровью, другие бежали стремглав, спасая жизнь. Из бежавших одни укрылись в лесах, другие – в горах, третьи бросились в море, четвертые бежали по мосту, построенному Налой через океан; некоторые же обезьяны попадали на землю, притворившись мертвыми, и некоторые взобрались на деревья.

Видя поражение и бегство обезьяньего войска, Ангада снова вскричал: «Стойте, мы должны сражаться! Стойте, защищайтесь, обезьяны! О вы, трусы, куда вы бежите, дрожа за жизнь свою? Ваши жены будут смеяться над вами – возможно ли перенести такой позор? Что стоят ваши речи о долге знатных и верности своему царю? О низкие, если вы спасете свои жизни, презрение будет вашим уделом до конца дней, о вы, бежавшие толпами от одного. Стойте! Сражаясь, мы либо падем в бою все до единого, если тому суждено быть, и обретем нетленное царство Брахмы, недостижимое для трусов, либо, победив врага, покроем себя славой. Стойте! Обречен на гибель Кумбхакарна, едва он встретится с Рамой!»

Но обезьяны отвечали Ангаде словами, недостойными героев: «Страшное побоище учинил среди нас этот ракшас! Не время стоять – нам дорога наша жизнь!» И они продолжали разбегаться во все стороны при приближении свирепого Кумбхакарны. С великим трудом удалось Ангаде остановить и сплотить вокруг себя отряд из храбрейших и благороднейших воинов, вдохнув в них речами своими отвагу и надежду. Глядя на них, остановились и вернулись, ободренные, и другие беглецы. И войско обезьян стало вокруг Ангады, опять готовое сражаться, ожидая его повелений.

Воодушевленные речами Ангады, обезьяны, исполненные решимости встретить судьбу свою, не отвращая лица, вздымая над головами деревья и утесы, вновь ринулись на Кумбхакарну. Кумбхакарна же, схватив дубину, поверг единым ударом семь сотен обезьян; затем, отбросив оружие, он обрушился на обезьян, пожирая их десятками и сотнями, как Гаруда – змей. И другие ракшасы вслед за ним ворвались в ряды обезьяньего войска, сея среди них смерть своими острыми стрелами. И обезьяны напали на ракшасов, размахивая стволами деревьев, разбивая колесницы, убивая всадников и пеших, коней и слонов.

Хануман швырнул в Кумбхакарну горной вершиной и вслед за нею стал метать в него без отдыха скалы и огромные деревья; но все их отразил Кумбхакарна своим копьем. Тогда схватил Хануман утес, поросший деревьями, превосходящий остальные размерами, и, приблизившись, с силой метнул его в брата Раваны. Содрогнулся от удара Кумбхакарна, и кровь выступила у него на теле. Разгневанный, он ударил своим копьем Ханумана в грудь; Хануман взревел от боли, и кровь хлынула у него изо рта. И, видя поражение сына Ветра, многие обезьяны, устрашенные, обратились в бегство.

Могучий Нила, собрав войска, напал на Кумбхакарну и метнул в него горный утес. Но Кумбхакарна поразил его на лету копьем, и утес рассыпался на куски; пылая и дымясь, упали они на землю. Тогда пятеро грозных обезьяньих вождей – Нила, Ришабха, Шарабха, Гавакша и Гандхамадана – напали на великана, нанося ему страшные удары камнями, деревьями и кулаками. Но те удары были для Кумбхакарны лишь щекотанием и не тревожили его нисколько. Он схватил руками храброго Ришабху и сдавил его и швырнул на землю. И упал Ришабха, и кровь хлынула у него изо рта и ушей. А Кумбхакарна ударами кулаков расшвырял и Нилу, и Шарабху, и Гавакшу, и все они повалились без чувств на землю, обливаясь кровью.

Ангада напал тогда на Кумбхакарну, тщась спасти от истребления обезьян. Он метнул скалу и поразил ею великана в голову. Разъяренный, тот направил на сына Валина удар своего копья; но быстрый Ангада ловко увернулся и тотчас, подскочив, ударил изо всех сил Кумбхакарну в грудь. Пошатнулся брат Раваны, а придя в себя, сам нанес Ангаде страшный удар, и царевич упал, потеряв сознание.

Кумбхакарна, повергнув Ангаду, устремился на Сугриву, царя обезьян. Завидев Кумбхакарну, покрытого кровью обезьян, приближающегося к нему, размахивая копьем, Сугрива схватил громадный утес и, воскликнув: «Получай, о ты, пожиратель воинов!» – метнул в ракшаса. Ударившись о грудь Кумбхакарны, утес разлетелся вдребезги, и приуныли обезьяны, а ракшасы вскричали, торжествуя. Кумбхакарна же метнул в Сугриву смертоносное свое копье; но, прыгнув, на лету поймал его сын Ветра, пришедший тем временем на помощь Сугриве, и надвое переломил железное копье о свое бедро. И радостно закричали обезьяны, восхваляя ловкость и силу Ханумана; а ракшасы повержены были в уныние.

Тогда Кумбхакарна сорвал вершину горы и обрушил ее на Сугриву. Лишившись чувств, упал Сугрива на землю; вновь возликовали ракшасы, а обезьян охватило отчаяние. Кумбхакарна схватил царя обезьян и, пленив, понес его с поля, как буйный ветер уносит тучу с неба.

Неся в руках бесчувственного Сугриву, Кумбхакарна вернулся в Ланку под шумное ликование ракшасов и был осыпан ливнем цветов. Царь обезьян между тем очнулся и увидел, что Кумбхакарна несет его уже по улицам Ланки.

Внезапно рванувшись из рук ракшаса, Сугрива вцепился ему в нос и разодрал его своими когтями и в мгновение ока откусил Кумбхакарне нос и уши. Кровь хлынула ручьями из ран; вне себя от боли, демон схватил Сугриву и, швырнув на землю, придавил его. Но, вырвавшись, Сугрива взвился в воздух и, бежав из плена, вернулся к своему войску.

А Кумбхакарна, лишившийся носа и ушей, с потоками крови, струящимися из ран, уподобился горе с ручьями, стекающими по склонам. Упустив Сугриву, он в ярости ринулся опять на поле битвы. Потеряв копье свое, сломанное Хануманом, он вооружился на этот раз огромною палицей.

Выбежав из города, Кумбхакарна, жаждущий крови и мяса, стал пожирать обезьян, как Смерть пожирает живые существа в день светопреставления. Он хватал их руками по одной, по две, по три, и помногу и запихивал в пасть, не обращая внимания на удары камнями и деревьями, которые ему наносили. Ослепленный яростью, он порою хватал и ракшасов вместе с обезьянами и пожирал их тоже, не различая. Весь с головы до ног забрызганный кровью и мозгом, он подобен был Разрушителю Вселенной, и кишки и внутренности пожранных свисали у него изо рта. И обезьяны, объятые ужасом, бежали от него под защиту Рамы.

И Рама двинулся ему навстречу, сопровождаемый Лакшманой и самыми отважными обезьянами. И, став на поле битвы, он вскричал, обращаясь к Кумбхакарне: «Иди сюда, о вождь ракшасов! Вот я стою здесь с луком в руке. Узнай во мне истребителя твоего рода. Ныне пришел час твоей смерти!»

Кумбхакарна, увидев Раму на поле битвы, рассмеялся; подобен раскатам грома был его ужасный смех. «О доблестный, – сказал он, – не принимай меня ни за Вирадху, ни за Кабандху, ни за Маричу, ни даже за Кхару. Я – Кумбхакарна. Взгляни на палицу мою, выкованную из железа. Ею сокрушил я некогда сонмы богов и данавов. Ныне, о тигр из рода Икшваку, ты изведаешь мощь мою и явишь мне свою силу. А после я проглочу тебя».

Выслушав речи Кумбхакарны, Рама выпустил в него тучу стрел, украшенных золотыми наконечниками. Но, войдя в тело врага богов, стрелы те, хотя и подобны были молниям, не причинили ему ни малейшего вреда. И Кумбхакарна двинулся на Раму, размахивая палицею и сметая обезьян на своем пути.

Тогда Рама поразил Кумбхакарну в грудь семью ужасными стрелами, подобными чудовищным змеям. Остановился Кумбхакарна, и пламя вылетело у него из пасти; и палица выпала из рук его. Истекающий кровью, он подобен был в этот миг облаку на небе в час заката.

Разъяренный, он ринулся вперед, сокрушая кулаками всех, кто попадался ему на пути, пожирая обезьян, медведей и ракшасов без разбору. Лакшмана сказал тогда обезьянам: «Пока он безоружен, вы можете, напав все разом, одолеть его, опьяненного запахом крови; и больше он уже не будет пожирать обезьян».

Тогда тысячи обезьян накинулись со всех сторон на Кумбхакарну, карабкаясь на него как на гору, терзая его своими когтями и впиваясь в его тело зубами. Но, неуязвимый для их когтей и зубов, Кумбхакарна яростно стряхнул их с себя, как стряхивает седоков взбесившийся слон; он хватал их своими длинными руками и отправлял себе в пасть; они же, проворные, вылезали у него из носа и ушей. Все же великое множество обезьян пожрал тогда Кумбхакарна.

Рама, пылая гневом, устремился на брата Раваны с луком в руке, ободряя обезьян. И Кумбхакарна, подобрав свою палицу, бросился на Раму. А обезьяны, уцелевшие от той ужасной схватки, израненные и изувеченные, расползлись и разбежались во все стороны, уклоняясь от губительных ударов страшной палицы, оставив на поле груды убитых.

И, приблизившись к Кумбхакарне, Рама натянул свой лук и пустил в чудовище стрелу, подобную жезлу Ямы, бога смерти, с острием как лезвие ножа. И той страшной стрелою он отсек десницу Кумбхакарны; и громадная рука вместе с палицей, подобной горному утесу, отлетев, упала на поле посреди войска Сугривы, насмерть придавив множество обезьян и медведей.

Взревел Кумбхакарна, оглушая все живые существа, и, выдернув левой рукою огромную пальму, замахнулся ею на Раму.

Но тотчас золотой стрелой, подобной оружию Индры, Рама отсек и эту руку, воздетую ввысь, и упала она на землю, как гора, сокрушая деревья и скалы, обезьян и ракшасов.

А Рама двумя остро отточенными стрелами с лезвиями, изогнутыми, как полумесяц, отсек Кумбхакарне обе ноги, и они упали с громом, раздавшимся по всей Ланке и отразившимся в ее лесах и горах.

Упав на землю, Кумбхакарна, разинув свою ужасную пасть, с ревом пополз на Раму, словно Раху-дракон, преследующий Луну на небесах. Рама же, схватив лук, в мгновение ока наполнил пасть его своими златоперыми стрелами. Затем Рама взял копье Индры, сверкающее как солнце и подобное Разрушителю Вселенной. И, метнув его могучей рукой, он снес тем роковым копьем голову Кумбхакарны, подобную горной вершине, как некогда Индра снес голову великому дракону Вритре.

Голова Кумбхакарны упала на город Ланку, сокрушая дома и дворцы, сравнивая с землею стены и ворота. А тело его обрушилось в океан и наполовину погрузилось в бездну, убивая рыб и морских змей. И возликовали боги на небесах, взиравшие с высоты на битву, и гандхарвы, и якши, и святые, и паннаги, и птицы и восславили мощь и отвагу Рамы.

И обезьяны, радуясь гибели своего врага, вознесли хвалу Раме и преклонились перед ним. А ракшасы, с ужасом взирая на сына Дашаратхи, испускали горестные вопли, как дикие слоны при виде льва. И великое отчаяние овладело ими!

Ночной приступ

Ракшасы, вернувшись в Ланку, поведали Раване о гибели Кумбхакарны: «Истребив и пожрав несметное множество обезьян, он пал от руки Рамы и лежит теперь, обезглавленный, с отсеченными руками и ногами, наполовину погрузившись в море, наполовину возвышаясь как гора, загородив ворота Ланки». Услышав эти слова, Равана упал без чувств на землю. Преисполнился скорби Индраджит, узнав о гибели дяди; возрыдали Маходара и Махапаршва, проведав о смерти брата.

Придя в себя, Равана возопил: «О герой! О сокрушитель вражеских ратей! О могучий Кумбхакарна, ты покинул меня, по воле судьбы удалившись в обитель Ямы. С тобою не страшны мне были ни боги, ни демоны. Как удалось Раме сразить тебя, непобедимого? То-то ликуют теперь обезьяны! Но без тебя не нужны мне ни царство, ни Сита, ни жизнь! Если я не убью в битве убийцу моего брата, боги будут смеяться надо мной, победившим их когда-то, и смерть будет мне желанным уделом!»

Сетуя так, Равана снова опустился на землю. Тогда Индраджит приблизился к нему и сказал: «О, ты не должен предаваться отчаянию, отец, пока дышит сын твой Индражит. Завтра же ты увидишь Раму и Лакшману, пронзенных моими стрелами насмерть. Клянусь тебе, они не уйдут от моего мщения!»

Между тем день угас и ночь опустилась на землю. И в эту ночь обезьяны, предводительствуемые Сугривой и другими вождями, приблизились к стенам Ланки и забросали город пылающими головнями. Они подожгли стены, ворота и строения Ланки, и великое смятение поднялось в столице ракшасов.

Рушились дома, рушились и гибли в огне роскошные чертоги, полные богатств, драгоценных тканей, утвари и оружия; при свете пожара толпами метались по улицам ракшасы и ракшаси с отчаянными воплями, спасая жизни свои и имущество; кони и слоны, сорвавшиеся с привязи, обезумев от страха, давили людей и умножали смятение – Ланка подобна была бушующему в океане водовороту в день кончины мира. Далеко разносились крики жителей, ржание коней, вопли слонов и треск пламени, и воды океана на много йоджан вокруг побагровели, озаренные пожаром Ланки.

А обезьяны при свете пламени пошли на приступ городских ворот. Ракшасы, посланные Раваной на защиту крепости, встретили их копьями, мечами и топорами, и у входа в город завязалась ожесточенная битва.

Как безумные ринулись обезьяны и ракшасы друг на друга, разя мечами и камнями, палицами и дубинами; и, напирая с обеих сторон, они кусались и царапались, рубили и рвали, пронзали друг друга в бою. В этой кровопролитной и страшной резне Ангада, сражающийся в первых рядах обезьяньего войска, встретился с храбрым Кампаной и поверг его на землю, бездыханного, ударом каменной глыбы. Узрев падение Кампаны, могучий Шонитакша на боевой колеснице бесстрашно устремился на грозного сына Валина. И он осыпал Ангаду в мгновение ока сотнями стрел с наконечниками как лезвия ножей, и с крестообразными наконечниками, и с остриями как перья павлина и как телячьи зубы, и коваными железными стрелами. Но, не дрогнув под ударами, Ангада сокрушил каменной глыбой колесницу Шонитакши, его лук и стрелы.

И Шонитакша с палицей в руках соскочил с колесницы. Тогда, видя, что Ангада одолевает Шонитакшу, могучие ракшасы Праджангха и Юпакша пришли своему соратнику на помощь, и Ангада меж Пранджангхой и Шонитакшей подобен был месяцу между двумя созвездиями. Тут Майнда и Двивида поспешили на выручку Ангаде.

И ужасной была битва между тремя обезьяньими вождями и тремя прославленными ракшасами у врат Ланки, и у тех, кто видел ее, волосы встали дыбом на голове.

Тяжкие удары могучих древесных стволов обрушили обезьяны на ракшасов; но Праджангха отразил их натиск своим мечом. Тогда град огромных камней обрушили Ангада, Майнда и Двивида на вражеские колесницы; но Юпакша отразил те камни в полете своими стрелами. А Шонитакша палицей отбил все камни и бревна, пущенные в него обезьянами.

Праджангха бросился на сына Валина, подняв меч над головою; Ангада же ударил по мечу стволом ашвакарны и выбил его из рук Праджангхи. Тогда обезоруженный Праджангха сжал руку в кулак и нанес им сокрушительный удар по голове Ангады. Ангада пошатнулся, но, мгновенно придя в себя, с такою силой ударил Праджангху, что голова у того отделилась от тела, и рухнул он на землю мертвый.

Видя гибель родича своего, Юпакша, с глазами, полными слез, соскочил с мечом в руке с колесницы. Двивида бросился к нему навстречу и, оглушив его ударом кулака, своими могучими руками обхватил ракшаса. Тогда Шонитакша, выручая Юпакшу, приблизился и палицею нанес удар Двивиде. Пошатнулся обезьяний вождь под тем ударом, но оправился тотчас и обратился против нового врага, и вырвал он палицу из рук Шонитакши. Майнда подоспел тем временем и сцепился с Юпакшей. А Двивида разодрал когтями лицо Шонитакши, повалил его и придавил к земле; и ракшас, корчась, испустил дух. А Майнда тогда же задушил Юпакшу в своих неодолимых объятиях.

Ангада между тем устремился дальше, рассеивая и обращая в бегство защитников Ланки. Но на пути победоносного обезьяньего войска стал тогда Кумбха, сын Кумбхакарны, и остановил его натиск. Сгибая до отказа свой могучий лук, он сверкающими стрелами своими, подобными молниям, преградил дорогу обезьянам. Оперенной стрелою, украшенной золотом, Кумбха поразил в грудь Двивиду, и отважный вождь лесных племен распростерся на земле без сознания, раскинув в стороны руки и ноги. Майнда бросился на сына Кумбхакарны и метнул в него громадный утес; но, стрелами отразив его удар, Кумбха пронзил Майнду своим оружием, и тот упал без чувств на землю рядом с братом.

Видя братьев своей матери поверженными в бою, Ангада ринулся в ярости на Кумбху. И сотнями стрел поразил Кумбха царевича обезьян, но не мог остановить его – Ангада приблизился к ракшасу и обрушил на него ствол огромного дерева, подобного стягу Индры, повелителя молний. Но и этот удар отразил Кумбха; Ангада же, пронзенный многократно его стрелами, рухнул на землю и, не в силах вынести боли, лишился чувств.

Рама, услышав о поражении Ангады, послал против Кумбхи Джамбавана и Сушену с медведями и обезьяну Вегадаршина. Но и их яростный натиск отразил сын Кумбхакарны, стоя неколебимо у ворот Ланки со смертоносным луком в руке. Тогда Сугрива, Царь обезьян, выступил против Кумбхи и напал на него, как могучий лев на слона.

Невзирая на убийственный ливень стрел, которыми осыпал его Кумбха, Сугрива приблизился к ракшасу, вырвал из рук его грозный лук, сияющий словно радуга, – небесный лук Индры – и обратился к Кумбхе, подобному боевому слону, у которого вырвали бивни, с такими словами: «О сын Кумбхакарны, велика твоя доблесть и удивительно могущество твое! Славный подвиг совершил ты ныне, отразив нападение нашего войска. Я не хочу подвергнуться порицанию, убив тебя сейчас, утомленного битвой. Отдохни и сразись тогда со мною!»

Но Кумбха, возгоревшись гневом, бросился на Сугриву и обхватил его обеими руками. Сотряслась земля под ногами обоих могучих воинов и извергла из себя потоки воды, когда они, словно разъяренные слоны, сошедшиеся в поединке из-за слонихи, кружились, тяжело вздыхая, обхватив друг друга руками, и каждый тщился сокрушить противника своею мощью.

Наконец Сугрива оторвал сына Кумбхакарны от земли и, подняв его над головою, швырнул в море. И воды взметнулись в небо горою в том месте, где упал Кумбха, и вновь опустились.

Вслед за Кумбхой преградил обезьянам дорогу Никумбха, второй сын Кумбхакарны. Но и он был сражен в жестокой схватке – Хануман свернул ему шею своими руками.

Узнав о гибели своих вождей, Равана заскрежетал зубами от ярости. И, стремясь воспрепятствовать врагу ворваться в город, он послал на защиту Ланки Индраджита. Совершив жертвоприношение богу огня и закляв оружие Индраджита, царь ракшасов благословил сына на битву.

Явившись на поле боя, Индраджит ободрил ракшасов; и, прибегнув к чарам, сражаясь невидимкой, он тучами стрел своих заставил отступать обезьян. Сугриву, и Нилу, и Налу, и Ришабху, могучих вождей обезьяньего войска, поразил он своим оружием. Испытали на себе его удары и оба сына Дашаратхи.

Не в силах победить Индраджита, сражающегося невидимым, обезьяны, утомленные боем, отступили в ту ночь от стен Ланки.

Победа Лакшманы над Индраджитом

Утром следующего дня Индраджит, сопровождаемый войском ракшасов, выехал через Западные ворота на своей колеснице в поле. Завидев его, обезьяны, пылая жаждой боя и сжимая в руках каменные глыбы, двинулись ему навстречу во главе с Хануманом.

Когда же приблизились обезьяны к Индраджиту, увидели они на его колеснице Ситу, печальную, изнуренную постом, в бедной одежде, лишенную украшений. И Хануман, узрев дочь Джанаки во власти Индраджита, сокрушился в сердце своем, и задумался он, не умея разгадать намерения ракшаса. В сопровождении отважных обезьян он направился к колеснице сына Раваны.

Индраджит же, видя приближающихся неприятелей, возгорелся гневом. Обнажив свой меч, он схватил Ситу за волосы. И все обезьяны увидели, как заплакала Сита, восклицая: «О Рама! О Рама!» При виде этого Хануман, сын Ветра, в великой скорби пролил обильные слезы. Гневно вскричал он, обращаясь к царевичу ракшасов: «На свою погибель, о нечестивый, ты касаешься ее волос! О, проклят ты, если решился на подлое это деяние! О низкий душою! О злобный! О жестокий и бесчестный злодей! О ты, чья мощь – в пороках! Или не ведаешь ты стыда, что хочешь свершить бесчеловечное дело? Что сделала тебе дочь Джанаки, о безжалостный, за что ты хочешь убить ее? Ситу изгнали из дома, лишили царства, разлучили с супругом – этого ли не довольно тебе? Если ты убьешь Ситу, недолго продлится и твоя жизнь, о злодей; ты падешь от руки моей! А после смерти ты отправишься в обитель, предназначенную для тех, кто убивает женщин, в обитель, коей избегают и презреннейшие из грешников».

С этими словами Хануман со своими обезьянами, исполненными гнева, устремился на Индраджита. Видя их приближение, ракшасы преградили им путь, и завязался бой. Индраджит же, осыпая обезьян ливнем стрел, отвечал Хануману: «Сегодня я убью на глазах у вас Ситу, ради которой пришли вы все сюда вслед за Рамой. И, убив ее, о житель леса, я убью затем тебя, Раму, Лакшману, Сугриву и предателя Вибхишану. Позор же из-за убиения женщин, обезьяна, меня не волнует! О чем толкуешь ты – что причиняет страдание врагу, то и надлежит свершать!»

И, сказав так, Индраджит поразил мечом плачущую Ситу, не ведающую грехов, и голова ее упала на землю. «Смотри, я убил своим мечом возлюбленную Рамы, – сказал Индраджит Хануману. – Тщетны теперь ваши труды». И он, убивший на глазах обезьян Ситу, издал устрашающий вопль и скрылся.

Обезьяны в ужасе бежали прочь от того места, где это свершилось. Но, обращаясь к бегущим, Хануман вскричал: «Куда вы бежите, о обезьяны? Куда девалась ваша отвага! Остановитесь! Следуйте за мною, я пойду впереди вас в битву!» И обезьяны повернули обратно. Сплотившись вокруг Ханумана, они бросились в бой. И сын Ветра напал на вражеское войско, круша и истребляя ракшасов, словно воплощение смерти. Вне себя от горя и гнева, он схватил огромный утес и метнул его в Индраджита, чья колесница опять появилась на поле. Но возничий сына Раваны, видя полет камня, повернул коней и быстро отъехал. И утес обрушился на поле, насмерть придавив многих пеших ракшасов.

Оттеснив войско ракшасов к стенам Ланки, Хануман сказал своим обезьянам: «Стойте, пока довольно сражаться! Дочь Джанаки, ради которой мы бились не жалея жизни, убита! Теперь мы должны пойти и поведать об этом Раме и Сугриве – как они повелят, так мы и сделаем тогда». И обезьяны отошли вслед за Хануманом.

Между тем, слыша издали громовые клики обезьян и ракшасов и ужасный шум битвы у Западных ворот, Рама сказал, обращаясь к Джамбавану: «О благородный, поистине, Хануман свершает сейчас какой-то великий ратный подвиг – я слышу грозное бряцание оружия. Поспеши, о царь медведей, со своим воинством, окажи помощь лучшему из обезьян!»

«Да будет так!» – сказал царь медведей я со своим войском приблизился к Западным воротам, где сражался Хануман. И там он узрел Ханумана, стоящего в окружении обезьян, отдыхающих после битвы. Хануман же, завидев войско медведей, подобное темным тучам, вышел им навстречу и остановил их. Затем сын Ветра со своими воинами отправился к Северным воротам, в стан сына Дашаратхи.

Представ перед Рамой, Хануман сказал ему со скорбью в сердце: «Сегодня, когда мы сражались на поле брани, Индраджит, сын Раваны, на наших глазах убил плачущую Ситу. О каратель врагов, видя ее гибель, я был сокрушен горем. И я пришел к тебе поведать о том, что случилось».

Услышав слова Ханумана, Рама, сраженный горем, упал на землю, как подрубленное дерево.

Видя богоравного потомка Рагху распростертым на земле, обезьяны сбежались со всех сторон и обступили его. Они обрызгали его лицо водою, благоухающей запахом лотоса, и сознание возвратилось к нему. Тогда Лакшмана, обняв Раму, сказал ему такие слова: «Бесполезны подвиги добра, о благородный, они не спасут от горя тебя, никогда не покидавшего стези справедливости. Не к добродетели, но к счастью стремится все живое, все существа. И я думаю, ее не существует вовсе. Добродетель не ведет к счастью. Если бы это было так, ты бы не был ввергнут в пучину бед. И если бы неправедность вела к несчастью, Равана уже был бы низвергнут в ад и ты не познал бы невзгоды. Если закосневшие в грехе торжествуют, а добродетельные преданы жалкой участи – значит, нет истины в Священном писании. Напрасным было отречение твое от царства, напрасен отказ от богатства: имеющий богатство имеет силу, имеющий богатство имеет друзей, имеющий богатство почитается в этом мире, имеющий богатство умен, имеющий богатство могуч, имеющий богатство наделен всеми достоинствами, все желания его исполняются.

Но если добродетель и существует – значит, она жалка и бессильна и только в силе отважных находит опору. Если же она столь ничтожна и бессильна сама по себе – значит, следовать ей не должно. Следуй отваге, как прежде следовал ты добродетели. Истинная добродетель – отвага. Вставай! Встань, о лучший из смертных, о могучерукий, о верный обетам! Разгневанный убиением дочери Джанаки, ныне я оружием моим сровняю с землею Ланку с ее колесницами, и слонами, и конями, и знатными ракшасами!»

В то время как Лакшмана говорил это Раме, Вибхишана, расположив войска в надлежащих местах, пришел сюда в сопровождении своих четырех советников и увидел Раму, обеспамятевшего от горя, и обезьян, проливающих слезы. Вибхишана, пораженный, спросил: «Что это?» И сын Сумитры стал рассказывать ему об увиденном Хануманом. Тогда Вибхишана прервал его и сказал, обращаясь к Раме: «О царь, то, о чем поведал тебе сокрушенный скорбью Хануман, я мыслю невозможным. Равана не умертвит Ситу; он никогда не согласится расстаться с тою, ради которой он подверг себя и свой народ страшным бедам. То была не Сита; то был призрак ее, созданный чарами Индраджита, обманувшего обезьян.

А сейчас коварный сын, Раваны отправился в священную рощу Никумбхила; там приносит он жертву богу огня, чтобы заклясть свое оружие и стать непобедимым в битве. О потомок Рагху, стряхни с себя эту напрасную печаль, навеянную обманом! Видя тебя, повергнутого в скорбь, все войско упало духом. Мы должны непременно помешать жертвоприношению Индраджита. Пошли туда Лакшману с войском, пусть он помешает обряду; иначе великая беда может постичь нас, и мы никогда не победим сына Раваны».

А Рама, ошеломленный горем, слушал и не мог уразуметь смысл слов Вибхишаны. И он промолвил: «О властелин ракшасов, повтори снова то, что ты сказал». И снова Вибхишана повторил свои речи. «Мы все погибнем, если Индраджит завершит свой обряд», – сказал он.

И Рама, воспрянувший духом, повелел Лакшмане идти с Вибхишаной и с войском, предводительствуемым Хануманом и Джамбаваном, к роще Никумбхила и убить Индраджита. Завидев впереди войско ракшасов, Вибхишана сказал Лакшмане: «Повели обезьянам напасть на вражескую рать – тогда Индраджит придет на выручку своим, прервав обряд». И Лакшмана стал осыпать ракшасов стрелами, а обезьяны и медведи, искусно сражающиеся древесными стволами и камнями, возглавляемые сыном Ветра и Джамбаваном, обрушились на неприятеля. Тучи камней и бревен, стрел и дротиков взвились в воздух с той и другой стороны, затмив небо над головами сражающихся. Жестокая и кровопролитная битва началась вблизи священной рощи Никумбхила.

Хануман, держа в руках огромное дерево, бился впереди своего войска. Каждым ударом поражал он насмерть сотни ракшасов, невзирая на ливни стрел, которыми осыпали его враги.

Словно лесной пожар деревья, истреблял он ракшасов сотнями и тысячами, тесня и опрокидывая ряды их войска. Со всех сторон окружили его враги; они бросались на него, разя его копьями, и мечами, и топорами, и железными палицами; но не могли укротить его неистовой мощи и сами падали под его ударами или обращались в бегство, роняя оружие.

Тогда Индраджит появился из лесной полутьмы и, узрев избиение своей дружины, взошел на колесницу, не докончив обряда, и поспешил на выручку ракшасам. Вибхишана указал на него Лакшмане и сказал: «Это Индраджит, сын Раваны, мчится на колеснице, чтобы отразить бешеный натиск Ханумана. Ты должен убить его, прежде чем он довершит жертвоприношение и станет невидимым даже самим богам».

И Вибхишана указал Лакшмане путь в роще Никумбхила к месту жертвоприношения Индраджита. Оба героя вступили под сень леса, мрачного, подобного темным грозовым облакам. «Здесь, под этим деревом, сын Раваны приносит жертвы духам, – сказал Вибхишана, указывая на огромное дерево ньягродха, широко раскинувшее свои ветви над землею. – Здесь мы подождем его возвращения». И Лакшмана стал возле дерева, натянув свой лук в ожидании сына Раваны.

Вскоре Индраджит показался на своей огненной колеснице, запряженной черными конями, одетый в золотую кольчугу, с мечом в руках. Лакшмана выступил при его приближении из-под дерева ньягродхи и вскричал: «Защищайся! Я вызываю тебя на бой». А сын Раваны, увидев рядом с Лакшманой Вибхишану, обратился к нему с речами, исполненными злобы: «Рожденный в роду ракшасов, ты, брат моего отца, почему восстаешь против твоего племянника, о бесчестный? Отрекшись от родных, ты предпочел стать слугою их врага. О неразумный, знай, что предавшему своих не доверяет и новый его господин и уничтожает его, когда достигает своей цели».

Вибхишана отвечал сыну своего брата: «О ракшас, ты говоришь так, словно не знаешь меня. Рожденный в племени бродящих в ночи, я по природе своей никогда не был ракшасом. Нет мне радости в ужасном, и не люба мне несправедливость. Грабеж, похищение чужих жен, устрашение народа, убийство, гордость, гнев, враждебность, взбалмошность, восстание против богов – от всего этого, ставшего уделом моего брата, я отрекся, как от греха. Все это навлечет неизбежную гибель на Ланку, на отца твоего и на тебя. Ты молод и высокомерен, ракшас! Ты можешь говорить мне все, что тебе угодно. Но ты не ступишь за это дерево – тебя сразят стрелы богоравного Лакшманы, и нынче же ты отправишься в царство смерти!»

Индраджит тогда повернулся к Лакшмане и сказал ему: «О сын Сумитры, или ты забыл, как поверг я тебя и твоего брата своими стрелами в первый день битвы? Либо это ускользнуло из твоей памяти, либо ты сам возжелал удалиться в обитель Ямы. Если в первом бою ты не убедился в моем могуществе, я его явлю тебе ныне; сегодня же коршуны и шакалы отведают твоего мяса!» «Оставь пустую похвальбу, – отвечал ему Лакшмана, – ты, сражавшийся невидимкой. Сегодня, о людоед, ты падешь от моей руки».

В гневе Индраджит поднял тогда свой лук и обрушил на Лакшману ливень стрел. И Лакшмана натянул свой лук до отказа и выпустил в сына Раваны пять железных стрел, называемых «нарача», – одну за другой. И те стремительные стрелы, подобные огненным змеям, вонзились в грудь Индраджита; и, засев у него в груди, они сверкали на ней, как лучи Солнца. И беспощадный и смертельный бой завязался между Лакшманой и Индраджитом, словно между могучими львами.

Семью острыми стрелами пронзил Индраджит грудь Лакшманы, послав в то же мгновение сотню стрел в Вибхишану. Но не дрогнул Лакшмана и сказал, смеясь: «Славные воины в битве не сражаются столь ничтожным оружием. О ракшас, стрелы твои легки и слабы, они только щекочут меня».

С этими словами сын Сумитры обрушил на врага тучу губительных и неотвратимых стрел, затмивших небо. Под ударами тех стрел золотая кольчуга Индраджита рассыпалась на куски, и они упали на дно его колесницы, как падучие звезды с неба. А сын Раваны, израненный и окровавленный стрелами Лакшманы, уподобился тогда солнцу в час заката. Возгоревшись гневом, Индраджит тысячью стрел поразил доблестного брата Рамы, и стрелы те порвали на куски великолепную кольчугу Лакшманы.

И оба воина – человек и ракшас – стали сражаться с удвоенной яростью, осыпая друг друга стрелами, нанося и получая удары; великое искусство боя и великую отвагу являли оба. Лишившиеся оба доспехов, истекая кровью, они сражались, не отвращая лица и не ведая усталости, наполняя пространство вокруг непрерывными потоками стрел. И звук, который издавали те стрелы при полете, как гром оглашал окрестности, вселяя страх в сердца обезьян и ракшасов.

Долго длился их бой. Но ни один не мог одолеть другого.

Вибхишана между тем осыпал стрелами ракшасов, препятствуя им прийти на помощь Индраджиту. И четверо его друзей бились с ним рядом, поражая ракшасов стрелами* и копьями. Джамбаван со своими медведями теснил рати бесов, круша их огромными скалами, сражаясь когтями и зубами; Хануман неистовствовал в битве, сокрушая врагов, словно сама Смерть. И реки крови текли по земле. И звери, питающиеся падалью, выли, собираясь стаями по краям поля в предвкушении добычи.

А Лакшмана, отразив удары оружия Индраджита и осыпав стрелами его самого, его возничего и находящихся поблизости ракшасов, схватил копье с широким, как лезвие ножа, концом и, с силой метнув его, снес голову возничему сына Раваны. Тогда Индраджит, искуснейший в науке войны, продолжая бой и поражая стрелами врагов, сам стал править конями вместо возничего. Он нанес удары стрелами Лакшмане и обезьяньим вождям; тремя же стрелами он поразил в лицо Вибхишану. Тогда Вибхишана, не направлявший доселе оружия против сына своего брата, возгорелся гневом. И, бросившись на Индраджита, он палицей сокрушил насмерть четырех его коней.

Лишившись коней, Индраджит соскочил с колесницы и метнул в своего дядю копье. Но, прежде чем копье долетело до цели, сын Сумитры поразил его своими стрелами, и, распавшись на десять частей, оно упало на землю. Тогда Индраджит, разъяренный, взял стрелу, дарованную ему Ямой, богом смерти, и поместил ее на тетиву своего лука. Увидев это, Лакшмана взял стрелу – дар Куберы, бога богатства. И оба они одновременно натянули луки со всею силой – и разом обе страшные стрелы взлетели в воздух, озарив своим блеском окрестности, и мгновенно столкнулись в воздухе с оглушительным громом, как две планеты в час гибели вселенной. Извергнув пламя, разлетелись они на сто пылающих частей и упали, дымясь, на землю.

И каждый был удручен падением своего оружия. Сын Сумитры, охваченный гневом, взял тогда оружие Варуны и нанес сокрушительный удар противнику; но Индраджит отразил тот удар ужасным оружием Рудры. Затем воинственный сын Раваны взял огненное оружие Агни; но отважный Лакшмана отразил его удар солнечным оружием Сурьи. Индраджит направил тогда на Лакшману заколдованную стрелу асуров; Лакшмана же отразил стрелу непобедимым оружием Шивы.

И обезьяны, и ракшасы, и боги на небесах, взиравшие на ту небывалую битву, преисполнились изумления и охвачены были трепетом. Наконец брат Рамы наложил на свой лук стрелу, сияющую ослепительным блеском, ужасную и неотвратимую, ту стрелу, которою некогда Индра поразил могучих данавов в войне богов с демонами. Направив на врага оружие Индры, Лакшмана произнес такие слова: «Если истинно справедлив и правдив сын Дашаратхи Рама, если нет ему равных в отваге – убей сына Раваны!» И, натянув лук до уха, он спустил стрелу с тетивы.

И она отсекла голову Индраджита – лук выпал тогда из его руки, тело рухнуло с колесницы на землю. Радостные крики испустили Вибхишана и обезьяны. А ракшасы бросились бежать во все стороны без оглядки, бросая копья, мечи и топоры; одни из них скрылись за стенами Ланки, другие бросились в море, третьи искали убежища в горах.

И когда пал Индраджит, возликовали боги на небесах, святые, данавы, гандхарвы и апсары; возликовала вся вселенная. Когда пал Индраджит, улеглась пыль на земле, чистыми стали воды и прояснилось небо. Обезьяны же бросились в объятия друг другу; они вопили и визжали от радости, колотили по земле руками, ногами и хвостами и возглашали: «Победа Лакшмане!» – наполняя страшным шумом окрестности.

Гибель Раваны

Советники Раваны, услышав о гибели Индраджита, предстали перед царем, не ведающим о постигшем его горе. «О великий царь, – сказали они, – сына твоего на глазах у нашего войска убил Лакшмана с помощью Вибхишаны. Победитель бессмертных побежден был в бою и вознесся в горнее царство». Едва эти слова коснулись слуха грозного царя ракшасов, пораженный ужасом и скорбью в самое сердце, упал он на землю, лишившись сознания. Когда же оно возвратилось к нему, он вскричал, жестоко терзаемый горем: «О сын мой! О первый из славных воинов войска ракшасов! Победитель Индры, как уступил ты Лакшмане в бою? Отдавший жизнь за меня, но не избавивший меня от врагов, ты взошел на небеса. Весь этот мир со всеми лесами и горами, вся вселенная кажется мне пустой без Индраджита. О сын мой, ты должен был свершить для меня последние обряды, когда удалюсь я в царство Ямы! Как могло случиться, что ты опередил меня?»

Но вот горе Раваны сменилось великим гневом: «Сын мой чарами своими обманул обезьян, обезглавив на глазах у них призрак Ситы. Ныне я сам свершу это доброе дело – я убью царевну Видехи!» Сказав это своим советникам, Равана схватил меч и, вне себя от ярости, выбежал из своих покоев. Обуянный гневом, с разумом, помутившимся от горя, Равана устремился к ашоковой роще, где ракшаси стерегли Ситу; и никто не осмеливался остановить его.

Завидев свирепого Равану, приближающегося с мечом в руке, Сита подумала: «Поистине, он идет сюда, чтобы убить меня, разгневанный моим отказом» – и поникла в скорби, оплакивая свою участь.

сжигание ланки фото

Тогда, видя слезы ее, добросердечный и честный советник Супаршва приблизился к Десятиглавому, хотя остальные царедворцы удерживали его, и сказал: «За что, о царь, забыв о справедливости, ты хочешь умертвить царевну Митхилы? О владыка ракшасов, неужели ты, свершивший великие подвиги благочестия, станешь ныне убийцей женщины? Оставь пока Ситу, о царь, обрати свой гнев на врага своего. Приготовься к битве, о могучий! Когда же, взойдя на колесницу и выехав на поле брани, ты убьешь сына Дашаратхи, Сита будет во власти твоей». И, вняв речам друга, Равана опомнился и, повернувшись, возвратился в свой дворец.

Великая скорбь воцарилась между тем в городе ракшасов, лишившемся в эти дни лучших и храбрейших своих защитников. Из каждого дома Ланки слышались жалобные вопли и стенания – жены, сестры и матери павших предавались безутешному горю. И, оплакивая своих близких, они проклинали Шурпанакху, чья нечестивая страсть стала причиной ужасных бед, постигших род ракшасов; и ропот поднялся в городе против безрассудства Раваны, навлекшего на Ланку гнев непобедимого Рамы.

А Равана, вернувшись в свой дворец, сел на трон и, вздыхая, как разъяренный лев, с горящими от гнева глазами обратился к приближенным своим – Маходаре, Махапаршве и Вирупакше: «Соберите воинов; ныне я сам поведу их в битву. Я отомщу сегодня сыновьям Дашаратхи за гибель Кхары, Прахасты, Кумбхакарны и Индраджита. Я истреблю обезьян моими оперенными стрелами и осушу слезы на глазах тех, чьи родные пали в сражении». Маходара, Махапаршва и Вирупакша поклонились, сложив ладони, и, молвив: «Да будет так!» – поспешили исполнить веление царя.

Они приказали военачальникам собрать и построить для битвы всех воинов, которые еще оставались в Ланке. И огромное войско ракшасов – пешие и конные воины, на слонах и на колесницах – стало у Северных ворот, готовое к бою. Равана же взошел на свою колесницу, сверкающую, как тысяча солнц, и двинулся на поле брани во главе того могучего войска.

Когда он выехал из городских ворот, зловещие знамения явились в небе его взорам. Но, презрев их, безумный Равана устремился навстречу врагам, обреченный на смерть. И войско ракшасов, ободренное примером своего вождя, с громовым кличем ударило по осаждающим.

Дикий рев и вой с обеих сторон вознесся к небесам. Ливень каменных глыб и деревьев обрушился на головы бродящих в ночи. Поражаемые ударами скал, могучие ракшасы шатались и падали с выкаченными глазами, извергая кровь изо рта. И обезьяны падали под ударами копий, мечей и палиц. И бойцы обоих станов сражались и убивали друг друга, не отвращая лица от смерти, покрытые кровью с ног до головы. И разъяренные ракшасы, бросив оружие, хватали убитых обезьян и сражались их телами, и обезьяны мертвыми телами врагов поражали неприятеля. И с неослабевающей яростью длился тот беспощадный бой.

И вот под бурным натиском ракшасов дрогнули и стали отступать обезьяны. Тогда Сугрива, видя замешательство своего войска, ринулся в битву, вращая над головою стволом дерева шала, и принялся крушить им наступающих ракшасов, как буря – лесные деревья. Отважный Вирупакша выступил ему навстречу, взобравшись на боевого слона.

Издавая воинственные клики, подобные рычанию льва, Вирупакша поразил Сугриву и многих обезьян своими убийственными стрелами. Но, не сокрушенный его ударами, царь обезьян, приблизившись к Вирупакше, древесным стволом нанес с размаху удар по голове его слона. И, ступив вперед еще несколько шагов, громадный слон Вирупакши упал на землю и умер.

Вирупакша, соскочив со слона, бросился на Сугриву с мечом в руке. Сугрива швырнул в него тяжелою скалою, но ракшас ловко увернулся и, приблизившись к царю обезьян, ударил его мечом в грудь. Сугрива упал, но тотчас вскочил и ударом кулака сам свалил с ног Вирупакшу. Но Вирупакша поднялся с земли и, взмахнув мечом, рассек доспехи Сугривы и снова поверг его на землю. И когда тот снова поднялся, в третий раз поразил его своим мечом Вирупакша.

Тогда Сугрива стал осторожнее. Кружа возле вождя ракшасов и уклоняясь от ударов его меча, он улучил мгновение и, подскочив к Вирупакше, изо всех сил поразил его в голову своей десницей.

И с ужасным криком покатился Вирупакша по земле, кровь хлынула у него из разбитой головы, и он испустил дух.

Как воды в прудах убывают в летний зной, так поредели ряды обезьян и ракшасов, истребляющих друг друга в жестокой битве. Равана, видя, что Вирупакша убит и войско его терпит урон, пылая гневом, обратился к Маходаре и Махапаршве и сказал: «Теперь на вас одних моя надежда. Настало время вам доказать свою преданность царю ракшасов. Ступайте и бейтесь храбро». И оба они устремились в сражение, как мотыльки, летящие на огонь.

Маходара на быстрой колеснице ворвался в ряды вражеского войска и осыпал стрелами обезьян, отсекая головы и руки, пронзая насмерть вражеских воинов, вставших на его пути; и в страхе бежали от него обезьяны под защиту Сугривы и Ангады.

Тогда Сугрива, подобрав с земли булаву, окованную железом, напал на Маходару. И, выказав необычайное проворство, он насмерть поразил коней ракшаса. Маходара соскочил с колесницы и метнул в царя обезьян палицу; Сугрива подставил свою булаву, но она сломалась под ударом. Тогда он схватил другую палицу и сошелся с Маходарой в единоборстве, и оба нанесли удар одновременно, и палицы у того и другого, скрестившись в воздухе, сломались. Тогда оба могучих бойца схватились врукопашную, нанося друг другу удары кулаками, и оба свалились на землю и снова поднялись, не прекращая боя. Изнуренные поединком, они схватили наконец мечи и бросились друг на друга. И Маходара нанес удар, и меч его пронзил доспехи Сугривы и засел в них; и, в то время как ракшас тщился извлечь свое оружие, царь обезьян мечом отрубил ему голову.

А Махапаршва меж тем сеял смерть в рядах обезьяньего войска своими меткими стрелами. Джамбаван, царь медведей, выступил против него и, метнув огромный утес, сокрушил коней его и его колесницу. Но, придя в себя от удара, Махапаршва осыпал стрелами Джамбавана и Гавакшу и других обезьян и медведей и заставил их отступить. Тогда сын Валина устремился на него, подобрав с земли железную палицу. И, схватив ту огромную палицу обеими руками, Ангада взмахнул ею над головой и метнул ее и раздробил лук и стрелы в руках Махапаршвы. Махапаршва, лишившись лука, выхватил меч и поразил приблизившегося Ангаду в левое плечо. Но Ангада, разгневанный, ударил ракшаса в грудь кулаком с такою силой, что тот упал на землю мертвый.

Равана, когда пали лучшие его военачальники, охваченный великой яростью, сам ринулся в гущу боя на своей чудесной колеснице. Под колесницею Раваны сотрясалась земля со всеми горами, лесами и реками. Громом наполнились окрестности, и страх объял все живое – зверей и птиц.

Приблизившись к вражескому войску, повелитель ракшасов поднял свой исполинский лук – и день померк от непроглядной тучи его стрел, закрывшей небо от взоров над головами обезьян. Врассыпную бежали обезьяны, в ужасе не смея оглянуться, падая сотнями и тысячами под смертельными ударами оружия Раваны.

Тогда Рама выступил вперед, сопровождаемый Лакшманой, и натянул тетиву своего лука. И от звона той тетивы, и от пения пущенных Рамою стрел сотни ракшасов попадали на землю. А Равана, приблизившийся к Раме и Лакшмане, подобен был Раху, демону затмения, пред Солнцем и Месяцем. Тучею огненных стрел осыпал Лакшмана Равану, но Десятиглавый отразил все его удары и обратился против Рамы, посылая в него свои ужасные стрелы, подобные ядовитым змеям. И Рама отвечал ему ливнем стрел, и оба стали кружить по полю, один против другого, сын Дашаратхи пеший, а царь ракшасов на колеснице, стремясь найти друг у друга уязвимое место и нанести смертельный удар. Небо покрылось их стрелами, словно тучами в дождливое время года, и тьма опустилась на землю.

Не в силах одолеть Раму, Равана, обуянный гневом, прибег к заколдованному оружию асуров. И он выпустил в Раму страшные стрелы с головами, подобными головам львов и тигров, волков и шакалов, ястребов и коршунов, собак и медведей, змей и ящериц, с красными разверстыми пастями. Но все эти стрелы-чудовища Рама поразил своими стрелами в небе, и, сломанные, они попадали на землю, тысячами давя и убивая обезьян.

А между тем как Рама отражал заколдованные стрелы Раваны, Вибхишана с палицей в руке приблизился к колеснице своего старшего брата и в мгновение насмерть поразил его коней. Равана, рассвирепев, соскочил с колесницы и, схватив копье, подобное жезлу Смерти, занес его над Вибхишаной. Видя, что смертельная опасность нависла над Вибхишаной, Лакшмана не мешкая натянул свой лук и осыпал владыку ракшасов своими стрелами; в грудь, в плечи, в руки Раваны впились они. Ошеломленный теми стрелами, Равана остановился в замешательстве; и Вибхишана успел отступить за предел досягаемости копья.

Взъярился царь ракшасов, узрев, что Вибхишана ускользнул от него, и вскричал, обращаясь к Лакшмане: «Брат мой избег моего копья, но оно поразит тебя, о ты, гордый своей отвагой!» И, взмахнув копьем, он метнул его в сына Сумитры. «Да минует оно Лакшману!» – воскликнул Рама, следя за полетом его. Но не исполнилось его желание – глубоко вонзилось то копье в могучую грудь отважного Лакшманы, и с разверстой грудью рухнул он на землю, обливаясь кровью.

Войско обезьян поражено было скорбью и отчаянием, когда Лакшмана пал под страшным ударом Раваны. Затем Хануман и Сугрива бросились к сыну Сумитры, распростертому без признаков жизни на земле, и оттащили его с поля боя, меж тем как Рама оборонял их своими стрелами от стрел Десятиглавого. Но как ни пытались они, не в силах были вытащить копье из груди Лакшманы.

Рама, думая, что брат его насмерть сражен Десятиглавым, поспешил к телу Лакшманы и, опустившись в отчаянии рядом с ним на колени, разразился горькими сетованиями и стенаниями. Сушена, утешая его, сказал: «О лучший из людей, не горюй. Лакшмана не убит. Взгляни, лицо его не исказилось и не почернело. Он тяжко ранен, но исцеление возможно». Тогда Джамбаван, мудрый царь медведей, приблизившись, сказал: «Тяжко ранен Лакшмана, но спасти его можно. Но только сын Ветра может совершить это чудо». И, обратившись к Хануману, царь медведей молвил: «О Хануман, настал час тебе снова явить свое могущество. Далеко отсюда, на Севере, в Гималаях, меж горами Кайлаша и Ришабха, есть гора, называемая Маходая, на которой растут целебные травы. На ее вершине ты найдешь четыре целебных корня – трав мритасандживани, Вишальякарани, суварнакарани и сандхани. О Хануман, лети на север с быстротою ветра и тотчас возвращайся с этими травами. Если ты поспеешь вовремя, Лакшмана возвратится к жизни».

И, услышав слова Джамбавана, Хануман, не медля ни мгновения, взбежал на вершину горы и, оттолкнувшись ногами так, что гора зашаталась, взвился в небо и исчез из глаз. И, пролетев с быстротою ветра над океаном, он устремился дальше на север и понесся над горами и равнинами, над озерами и реками, над лесами и полями, над дивными городами и цветущими странами; и, оставив за собою тысячи йоджан в полете, он увидел впереди Гималаи, увенчанные снегами. Там, между горами Кайлаша и Ришабха, он опустился на вершину Маходаи и стал искать целебные корни, о которых говорил ему Джамбаван.

Но травы попрятались при его появлении. И, тщетно проискав их, Хануман возгорелся гневом. «Промедление грозит бедою, – сказал он. – Я же не могу найти эти травы. Но не могу я и вернуться без них». И, поразмыслив, он обхватил гору обеими руками и, раскачав, выдернул ее из земли. Вместе со всею горою в руках пустился он в обратный путь и, с той же быстротою пролетев над землею и морем, предстал перед изумленными обезьянами на поле у стен Ланки.

Мудрый Джамбаван быстро отыскал травы и дал их понюхать Лакшмане. И тот, мгновенно исцеленный, придя в себя, поднялся с земли. Ликующими криками разразились обезьяны, а Рама со слезами радости на глазах обнял Лакшману, исцеленного от ран, и сказал: «Великое счастье, о брат мой, что я вижу тебя, вернувшегося из обители смерти. Без тебя на что мне жизнь моя, и победа, и Сита!» Лакшмана же отвечал ему: «Не говори так, о Рама. Давший обет не должен от него отрекаться, что бы ни случилось. Сегодня, о могучий, ты исполнишь свой обет, убьешь Равану и освободишь Ситу. Я хочу увидеть гибель нечестивца, прежде чем зайдет солнце!»

Вняв словам Лакшманы, Рама взял лук и стрелы и возвратился на поле битвы. Равана, взойдя на новую колесницу, запряженную свежими конями, обрушился на Раму, как Раху, демон затмения, – на Солнце. И как туча проливает страшный ливень на гору, так царь ракшасов осыпал сына Дашаратхи стрелами своими, подобными молниям.

Когда боги, взирая с небес на битву, увидели, что Рама сражается пеший против ракшаса, мчащегося на колеснице, молвил Индра возничему своему Матали: «Возьми мою колесницу и, сойдя на землю, окажи помощь потомку Рагху!» – «Я иду, о владыка богов», – отвечал Матали и запряг коней в золотую колесницу Индры, увенчанную золотым стягом. И, спустившись с небес, он предстал перед Рамой со сложенными ладонями и сказал: «О потомок Рагху, тысячеглазый бог посылает тебе эту колесницу для того, чтобы ты одержал на ней победу! Возьми этот лук Индры и кольчугу его, подобную огню, и стрелы, блистающие, как солнце. Взойди на колесницу и убей Равану, я же буду твоим возничим!»

Обойдя колесницу Индры и поклонившись ей, Рама взошел на нее, озаряющую блеском миры, и битва, еще не виданная на земле, завязалась между сыном Дашаратхи и царем ракшасов.

Объятый гневом повелитель ракшасов вновь прибег к заколдованному оружию. Золотые стрелы, слетающие с его лука, превратившись в губительных ядовитых змей, покрыли сына Дашаратхи. Извергая пламя из пастей, те змеи, тучей затмив небо, летели на Раму; и, видя их страшный полет, Рама прибег к оружию Гаруды. И златоперые стрелы, слетающие с его лука, превратились в воздухе в золотых птиц, и, рея в небе, они истребили змеиные стрелы Раваны.

Разъяренный неудачей, Равана обрушил тогда на Раму тысячи стрел и тучею стрел пронзил Матали, божественного возницу. Он сбил стрелою золотой стяг с колесницы и даже небесных коней пронзил и ранил стрелами. И боги на небесах, и чараны, и сиддхи, и святые пришли в смятение и опечалились, видя подвиги Раваны; и опечалились обезьяны с Вибхишаной.

Тогда Рама, истребитель ракшасов, пришел в великую ярость. И при виде его разгневанного лика страх объял все живое, содрогнулась земля, взволновался океан, и бурные тучи помчались по небу. И затрепетало сердце Раваны.

С возросшею силой обрушил Рама на Равану удары своего оружия. Отразив стрелы Раваны своими стрелами, он ранил его коней, пронзил его грудь и тремя остро отточенными стрелами поразил владыку ракшасов в висок. И обезьяны, воспрянув духом, обрушили на Десятиглавого и на его возничего град камней.

И под тучею стрел Рамы и каменных глыб ошеломленный Равана поник на своей колеснице. Видя, что конец Раваны близок, его возничий, не смутившись духом, повернул коней, и помчали они колесницу прочь с поля боя.

Придя понемногу в себя, Равана воспылал гневом, глаза его налились кровью, и он обратился к своему колесничему с такими словами: «О безумец, или ты почитаешь меня лишенным отваги, силы и воинского искусства, что увозишь меня с поля брани перед лицом врага?! О презренный! Ты погубил мою славу! На глазах у доблестного врага ты превратил меня, пылающего жаждой битвы, в жалкого труса. По неразумению ли своему ты увел колесницу из сражения, или ты подкуплен врагом и предал меня?» Возничий отвечал смиренно: «О государь, не из страха и не по невежеству сделал я это, и не подкуплен я врагом! Но я видел, что ты утомился в битве, и судьба в тот миг была к нам неблагосклонна. О могучий, возничий, искушенный в науке войны, должен знать время, когда вести колесницу в битву, когда стать на месте и когда уйти из-под ударов врага. Только ради твоего блага поступил я так, о победоносный! Повелевай теперь, я повинуюсь твоему слову!» И Равана сказал: «О возничий, поверни тотчас колесницу и веди ее туда, где сражается Рагхава. Не повергнув врага, не оставляет Равана поля битвы!»

Рама, завидев стремительно приближающуюся колесницу Раваны, сказал Матали: «Десятиглавый возвращается на поле боя. Поистине, он жаждет смерти моей в этом бою! Направь коней ему навстречу. Будь осмотрителен и бесстрашен; не мне учить тебя, колесничего богов!»

Матали, довольный речами Рамы, повел колесницу навстречу врагу, и, оставив колесницу Раваны по правую руку, вихрем промчавшись мимо, он запорошил очи Десятиглавого и его возницы пылью из-под колес. И бой начался снова, страшный и беспощадный.

А в небе появились леденящие сердце знамения. Кровавый дождь пролился на колесницу Раваны; стаи стервятников взвились над его головою и полетели, преследуя его возницу; и день померк, и красный сумрак опустился на Ланку. И ракшасы оцепенели при виде этих знамений, охваченные ужасом, и оружие выпало у них из рук.

Над войском же сына Дашаратхи повсюду появились добрые знамения, предвещая победу Рамы.

Ракшасы и обезьяны окружили поле, на котором бились Рама и Равана, и, прекратив сражение, стали недвижно с обеих сторон, словно нарисованные: повергнутые в изумление и ужас, глядели они на тот небывалый поединок. И боги смотрели с небес на единоборство человека и ракшаса.

Равана пронзил своими стрелами коней Рамы. Но не сразили их стрелы Раваны, даже не дрогнули небесные кони, и быстрота и сила их не умалились. Тогда повелитель ракшасов затмил небо своими пылающими стрелами, и, сливаясь одна с другою, они нависли над головами сражающихся, как второй небосвод, объятый огнем. И Рама послал им навстречу непрерывный поток своих стрел, и стрелы Раваны и Рамы сталкивались в воздухе с оглушительным громом. И обе колесницы, управляемые искусными возничими, носились по полю, как тучи, извергающие ливни.

И Равана пронзил многократно Раму и Матали своими стрелами, и Рама поразил Равану и его колесничего; но оба – и Рама и Равана – стояли неколебимо и продолжали битву, не дрогнув под ударами; и возничие их продолжали править конями. Колесницы Рамы и Раваны сошлись и снова разошлись, и оба могучих воина непрерывно обрушивали друг на друга удары стрел, и дротиков, и копий, и булав, и палиц; земля сотряслась от их боя, и громом наполнились окрестности.

Наконец Рама поместил на тетиву своего лука огромную стрелу, подобную чудовищной змее. Натянув свой лук, он послал ту стрелу в Равану – ею снес он голову с плеч повелителю ракшасов. И на глазах обитателей трех миров – земли, и неба, и подземного царства – голова Раваны упала на землю.

Но тотчас на месте ее выросла новая голова, подобная прежней! И эту голову в тот же миг отсек Рама своими стрелами, и мгновенно новая голова появилась на ее месте. И эту отсек сын Дашаратхи. И так одну за другой он отсек сто голов у Раваны, равных сиянием, и всякий раз новая голова вырастала на месте прежней. И семь дней и ночей, не прекращаясь, длилась эта битва, и Рама не мог одолеть царя демонов, который казался бессмертным. «Поистине, это те самые стрелы мои, которыми были убиты Марича, и Кхара, и Вирадха, и Валин, – подумал Рама. – И я не могу постичь, почему бесполезна их сила, обращенная против Раваны».

Тогда Матали сказал Раме: «Почему устрашился ты его, о воин? Порази его оружием, заклятым именем Брахмы. Ибо пришел час его гибели, предсказанный богами». И Матали подал Раме пылающую стрелу, созданную некогда самим Брахмой, Прародителем богов, для Индры. В оперении ее заключен был Ветер, в острие – Огонь и Солнце, в древке – Небо, в тяжести ее – горы Меру и Мандара. Она была ужасна, как смерть, и издавала змеиное шипение.

Поместив ту страшную стрелу на свой лук, Рама выпустил ее в Равану. И стрела Брахмы, посланная Рамой, поразила Равану, разверзла грудь его и, пронзив сердце, омытая кровью ракшаса, вернулась в колчан. А Равана упал бездыханный.

И бежали ракшасы, лишенные надежды, а обезьяны пустились преследовать их с деревьями и камнями в руках. Оглушительным ревом возгласили обезьяны победу Рамы. В небе зазвучала труба, и дождь цветов упал на колесницу Рамы. Ярче засияло солнце, ветер, напоенный благоуханием, овеял землю, и вселенная обрела мир.

Свершение погребальных обрядов

Видя брата своего убитым, Вибхишана сказал со слезами на глазах: «О могучий, то, что я предрекал тебе, свершилось.! Ни ты, ни Кумбхакарна, ни Индраджит, ни Прахаста не внимали моим речам, ослепленные высокомерием, и вот исполнилось предсказанное мною. Бык из рода ракшасов сражен тигром Рамою». Жены Раваны вышли из чертогов, услышав весть о гибели их повелителя, охваченные горем, с распущенными волосами, стеная и плача. Выйдя вместе с прочими ракшасами из города через Северные ворота, они, вопя: «О господин наш, о супруг, о жизнь наша!» – побрели по полю битвы, скользя в лужах крови и спотыкаясь о безглавые трупы, словно стадо слоних, лишившееся своего вожака. Увидев мертвого Равану, распростертого на земле, они упали на тело его, подобные срезанным с дерева лианам. И одна обнимала его за шею, другая приникла к его ногам, третья схватила его руку, откинувшуюся в сторону, четвертая, рыдая, вглядывалась в его лицо. И Мандодари, первая из жен Раваны, упала на грудь его, восклицая жалобно: «О могучий победитель богов, ты, пред кем трепетал сам Индра! Как позволил ты убить тебя смертному! Нет, я не верю, что это свершил Рама; это сама Смерть, воплощенная в облике Рамы, явилась, чтобы забрать тебя от нас. О! Ты не слушал моих слов, когда я предостерегала тебя от вражды с Рамой, и вот ты лежишь, сраженный, на поле боя, и тело твое, покрытое кровью, уже похолодело! Не слушая советов мудрых, ты привел в свой дом Ситу, к которой воспылал внезапной любовью, и вот она погубила тебя. Если бы ты вернул ее Раме, когда все просили тебя об этом, ты был бы жив и не случилось бы этой беды. И что ты нашел в ней? В твоем гареме есть женщины, много красивее Ситы. И ни рождением, ни красотою, ни достоинством дочь Джанаки не равна мне, но ты не видел этого, о безумный! Теперь она, избавившись от невзгод, насладится счастьем с возлюбленным супругом, а я, я, несчастная, низвергнутая в пучину горя, стала вдовою, лишилась всех богатств и наслаждений, которые разделяла с тобою. О, проклятие неверной судьбе!»

Так вопила и стенала Мандодари, обливаясь слезами. Вибхишана меж тем сказал: «Я не думаю, что должно свершать погребальные обряды ради того, кто при жизни, отрекшись от благочестия, был безжалостен, коварен и лжив и похищал чужих жен. Он – враг мой в образе брата. О Рама, пусть назовут меня люди жестоким, но, хотя он и брат мой, помня о его злодеяниях, я не могу свершать для него обряд».

Но Рама сказал: «Ты не прав, о царь ракшасов. Хотя и совершил он при жизни много злого, он был воином могучим, отважным и стойким в бою. Он пал в битве – и вражда кончается вместе со смертью. Сверши для него все, что должно свершать для умершего, и мудрые одобрят тебя».

И Вибхишана повелел приготовить все для сожжения тела Раваны.

Брахманы покрыли тело павшего царя шелковой тканью и поместили его на золотое ложе; под звуки труб они воспели ему хвалу. Затем, подняв его, они двинулись на юг, к месту сожжения, и все ракшасы во главе с Вибхишаной последовали за ними, и жены Раваны, и жрецы, знатоки «Яджурведы», с горящими факелами в руках. На месте сожжения жрецы соорудили, согласно обряду, погребальный костер из сандалового дерева и благоухающей травы ушира, покрыли его шкурой антилопы и воздвигли алтарь. Поместив тело Раваны на костер, брахманы окропили его плечи маслом.

Затем они совершили возлияние предкам владыки ракшасов; потом заклали жертвенных животных, согласно предписаниям шастр. И, покрыв тело драгоценными тканями и благоухающими цветочными венками, Вибхишана и друзья умершего посыпали его сухими рисовыми зернами. И, согласно обряду, Вибхишана зажег костер под стенания и вопли осиротевших жен Раваны. Затем все вернулись в город.

Ииспытание Ситы

Доблесть обезьян, советы Сугривы, могущество сына Ветра, преданность Лакшманы, любовь и верность Ситы узнали и восславили боги.

Рама воздал почести Матали и вернул колесницу Индре; простившись с Рамой, Матали на колеснице вернулся на небо. Вступив в Ланку, Лакшмана, исполняя волю Рамы, торжественно, при стечении толп обезьян и ракшасов, возвел на трон Вибхишану. И тогда молвил Рама Хануману: «О благородный, испросив позволения царя Вибхишаны, ступай в Ланку и посети дочь государя Митхилы. Поведай ей о нашей победе и возвращайся ко мне с вестью о ней».

И Хануман, испросив позволения у Вибхишаны, вступил в столицу ракшасов и приблизился к знакомому ему саду. Он увидел Ситу, бледную и печальную, под деревом в окружении ракшаси. Он подошел и стал перед нею, смиренно сложив ладони. Узрев Ханумана, Сита пребывала сначала в молчании, но, узнав его, преисполнилась радости. Сын Ветра сказал ей: «О царевна Видехи, Рама, Сугрива и Лакшмана здоровы и благополучны. Могучий Равана пал от руки Рамы, которому помогали и Вибхишана, и Лакшмана, и обезьяны. Услышь счастливую весть о победе и утешься – кончились твои невзгоды».

Когда прекрасная Сита услышала эти речи Ханумана, она хотела заговорить, но голос прервался, и она не могла произнести ни слова. Хануман, видя ее безмолвствующей, спросил: «О чем задумалась ты, о царевна? Почему ты не приветствуешь меня?» Сита же отвечала, сдерживая слезы: «Услышав о победе моего супруга, я не могла заговорить сразу от радости, овладевшей мною. О Хануман, я не знаю такого сокровища на земле, которым я могла бы одарить тебя за эту весть, принесенную мне тобою. Золото, серебро, жемчуга, власть над тремя мирами – ничто не может вознаградить тебя». На эти слова отвечал сын Ветра: «Я видел Раму, поразившего насмерть врага своего на поле боя, – и не нужно мне лучшей награды». И затем он сказал Сите: «Позволь мне убить этих ракшаси, мучивших в этой роще тебя, удрученную горем, находившуюся в разлуке с супругом. По велению Раваны они жестоко терзали тебя грубыми речами и притесняли всячески. Я хочу убить этих коварных и уродливых стражниц твоих, карая их за то зло, которое они причинили тебе».

Но Сита сказала: «О сын Ветра, не гневайся на этих рабынь; они повиновались чужой воле. Моя несчастная судьба привела меня сюда, она – причина моих страданий. Их же, мучивших меня по велению Раваны, я прощаю; он убит, и они больше не причинят мне вреда. О Хануман, ныне я хочу увидеть супруга моего». Хануман поклонился Сите и отвечал: «Ты – достойная супруга Рамы, увенчанного добродетелью. Позволь мне теперь удалиться. Скоро ты увидишь Раму – сейчас же я отнесу ему весть о тебе». И Хануман покинул Ланку и, возвратившись в лагерь Рамы, поведал ему о своей встрече с Ситой.

«Сита хочет увидеть тебя», – сказал Раме Хануман. И Рама молвил Вибхишане: «Приведи сюда дочь царя Митхилы».

Когда Сита появилась в лагере Рамы, несомая в паланкине, толпы обезьян, медведей и ракшасов сбежались со всех сторон, чтобы взглянуть на нее. Вибхишана приказал своим слугам гнать народ прочь, но Рама остановил его, сказав: «Зачем ты обижаешь меня, обижая их? Нет для них греха, если увидят они Ситу в моем присутствии».

И Сита приблизилась к Раме и устремила на него свой взор, полный любви и радости; и, когда она увидела лицо своего возлюбленного супруга, горе ее рассеялось.

Рама сказал ей, стоящей перед ним смиренно: «О дочь Джанаки, я исполнил свой обет, я убил Равану и освободил тебя из плена. Все, что я совершил, я совершил ради тебя. Я смыл оскорбление, нанесенное мне моим врагом.

Но кто, о Сита, ведущий происхождение от высокого рода, примет обратно жену, столь долго жившую в доме другого? Равана касался тебя, смотрел на красоту твою греховным взором – могу ли я, приняв тебя теперь, покрыть позором мой великий род? Ступай, куда хочешь, Сита, я отпускаю тебя! Оставайся, если хочешь, с Вибхишаной или с Сугривой или отправляйся к Бхарате. Ты не жена мне больше!»

Вняв этим жестоким словам, Сита поникла, пораженная скорбью и стыдом, проливая слезы. Затем, вытерев глаза, она сказала: «О господин мой, если другой и касался меня, это было против моей воли. Сердцем я всегда оставалась верна тебе. Ты говоришь со мною, словно с простою женщиной; ты забыл о моем происхождении. Но я – дочь Земли и достойна иных речей. Если же ты решил отречься от меня, почему не поведал ты мне об этом раньше, когда посылал ко мне Ханумана? Я умерла бы тогда от горя, и не пришлось бы тебе терпеть все эти невзгоды ради меня, осаждать Ланку и сражаться с Раваной». И, повернувшись к Лакшмане, Сита сказала: «О сын Сумитры, приготовь мне погребальный костер, только он исцелит мое горе. Жизнь больше не мила мне, отвергнутой в присутствии народа супругом, лишенным любви!»

Лакшмана, охваченный гневом, взглянул на Раму. Но, поняв намерения Рамы по знакам, которые тот ему делал, повиновался и соорудил погребальный костер. Никто не смел вмешаться, заговорить или даже поднять глаза на ужасный лик Рамы, подобный лику Смерти в час светопреставления.

Сита приблизилась к костру и сказала, сложив ладони, обращаясь к огню: «О Агни, да будешь ты свидетелем перед народом тому, что сердце мое никогда не отвращалось от Рамы!»

И Сита вошла в огонь, и неслыханные стенания и сетования поднялись и в народе, и среди обезьян, и среди ракшасов.

И когда она скрылась в огне, заколебался костер, и из пламени встал человек исполинского роста в красном платье с золотыми украшениями, с черными вьющимися волосами, и на руках его лежала Сита, целая и невредимая. Бог Агни – все узнали его – приблизился к Раме и сказал: «О Рама, вот твоя Сита. Она чиста перед тобою, грех не коснулся ее – я, бог огня, свидетельствую о том перед народом. Возьми ее – я повелеваю тебе».

И, поставив Ситу на землю перед сыном Дашаратхи, он исчез в дыму костра.

Тогда Рама с глазами, полными слез счастья, сказал, обращаясь к народу: «Прекрасная Сита долго жила во дворце Раваны – ей нужно было это очищение на глазах у всех. Я никогда не сомневался в том, что она оставалась чиста и верна мне; Сита принадлежит мне, как солнцу – его лучи. Но она была беззащитна от дурных толков в народе; я же, помня свой царский долг, не мог допустить того, чтобы люди говорили, что сын Дашаратхи презрел закон и добродетель. Теперь же Сита очищена от зла перед тремя мирами, и никто не посмеет упрекнуть ее».

Так Рама, восхваляемый народом, вновь обрел свою супругу, и дни счастья наступили для них обоих.

Возвращение из изгнания

На утро следующего после победы над Раваной дня Вибхишана предстал перед Рамой и сказал ему: «Отныне, о Рама, я – твой слуга, повинующийся твоим велениям. Требуй от меня все, что ты захочешь! Ты можешь оставаться в моем царстве с Лакшманой и Ситой, сколько пожелаешь, и все, чем я владею, я предоставляю тебе!» Рама сказал: «Благородный Бхарата ждет меня в Айодхье, печалясь о моем долгом отсутствии. О Вибхишана, устрой так, чтобы мы могли как можно скорее отправиться в Айодхью. Ибо далек туда путь». Вибхишана отвечал ему: «О царь, я могу помочь тебе в этом. Возьми в дар от меня колесницу моего брата Куберы, называемую Пушпака. Эта колесница, двигающаяся по воздуху, повинуясь желанию того, кто ею владеет, быстро донесет тебя до Айодхьи».

И когда чудесная колесница была доставлена по велению Вибхишаны, царь ракшасов поклонился сыну Дашаратхи и сказал: «О Рама, что еще могу я сделать для тебя?» Рама сказал: «Все эти обезьяны и медведи доблестно потрудились, добывая для нас победу. Одари их драгоценностями и богатствами, о Вибхишана; и пусть вернутся они, ублаготворенные тобою, в свои страны». И Вибхишана повиновался Раме и щедро одарил обезьян и медведей.

Рама взошел на колесницу вместе с Ситой и Лакшманой и обратился к собравшимся вокруг обезьянам, медведям и ракшасам: «Прощайте! О лучшие из обезьян, вы исполнили свой долг дружбы! Возвращайтесь с миром в Кишкиндху. О Сугрива, ты сделал все, что может совершить добрый и преданный друг! О Вибхишана, да будет счастливым и безмятежным твое царствование! Я же хочу вернуться в Айодхью, город моих предков».

Тогда обезьяны и медведи и Вибхишана попросили: «Возьми нас с собою. Мы хотим видеть восшествие твое на трон; лишь тогда возвратимся мы в свои страны». И Рама взял их всех на колесницу Пушпака и поднялся в небо, держа путь на север.

С быстротою ветра полетели они над океаном, над странами и городами. И когда они пролетали над Кишкиндхой, Рама по просьбе Ситы взял с собою на колесницу жен обезьяньих вождей.

И спустя четырнадцать лет с того дня, как он покинул родной дом, отправляясь в изгнание, Рама увидел перед собой Айодхью и опустился на чудесной колеснице Пушпака в окрестностях города, вблизи рощи Нандиграма.

Здесь встретил он Бхарату, одетого в оленьи шкуры, изнуренного и печального. Пребывая все эти годы в обители отшельника, Бхарата правил отсюда страною, поместив сандалии Рамы на троне. И велика была радость братьев, встретившихся после долгой разлуки.

Приняв Раму и спутников его в Нандиграме, Бхарата послал Шатругхну в Айодхью приготовить все для встречи и торжеств в честь воцарения Рамы. И здесь же, в Нандиграме, Бхарата передал Раме власть над страною.

рама прилетел в айодхью фото

И от рощи Нандиграма до Айодхьи была проложена прямая и ровная дорога. Когда Рама приблизился по ней к Айодхье со своими спутниками, навстречу ему из ворот вышли толпы народа: горожане, брахманы, кшатрии, люди низших сословий, воины на конях, колесницах и слонах, певцы, танцовщицы, музыканты, царицы и царедворцы во главе с Шатругхной и Сумитрой. И со слезами радости обняла Каушалья Раму, а Сумитра – Лакшману. Великое ликование началось в Айодхье в тот день. В царском дворце Рама с Ситой воссели на золотом троне, украшенном драгоценными камнями; и брахманы во главе с Васиштхой свершили обряды, необходимые при возведении на царство. Возрадовались тогда боги на небесах, и возрадовался народ Айодхьи. И трон Рамы окружили его братья и друзья – Лакшмана, Бхарата, Шатругхна, Сугрива, Хануман, Вибхишана, Ангада, Джамбаван, Сушена, Нила, Нала, Сумантра, Гуха – царь нишадов; и они приветствовали Раму и Ситу и воздали им царские почести и вознесли им хвалу.

Читать часть 1, часть 2, часть 3, часть 4, часть 5, часть 7

Купить книгу

DOCРамаяна. Книга шестая. Битва
EPUBРамаяна. Книга шестая. Битва