Измени себя — изменится Мир вокруг

Джатака о шелухе

«Ведомо крысам, где шелуха...» — такими словами Учитель — он жил тогда в Бамбуковой роще — начал рассказ о царевиче Аджаташатру.

Ибо, как говорят, после зачатия царевича у матери его, дочери царя Кошалы, возникло — что часто бывает у беременных — неодолимое желание напиться крови из правого колена мужа ее, царя Бимбисары. Об этом она поведала своим прислужницам. Царь же, прознав про это, призвал звездочетов и вопросил: «Говорят, царицу одолела странная прихоть. Что сие означает?»

Звездочеты отвечали: «Государь, означает сие, что сын, получивший земное воплощение в лоне царицы, убьет тебя и захватит царство».

Отвечал на то царь: «Если сын мой убьет меня и захватит царство, что в том плохого?!» Он рассек ножом свое правое колено и, наполнив кровью золотую чашу, подал царице.

Царица же задумалась. «Если сын, зачатый в моем лоне, должен убить отца своего, — размышляла она, — так на что он мне?!»

И с тем она принялась мять и греть живот свой, чтобы выкинуть. Услыхав про то, царь призвал ее к себе и сказал: «Ходят слухи, милая, что сын мой меня убьет и захватит царство, но ведь я все равно состарюсь и умру. Дай же мне узреть лицо сына и не совершай ничего такого, что ему повредит!»

Но царица не послушалась, стала ходить в дворцовый сад и там мять свой живот, так что царю, когда он проведал про то, пришлось запретить ей туда выходить.

И вот плод в лоне царицы созрел, и она родила сына. И раз царевич был еще до рождения врагом отца своего, то и нарекли его в положенный день именем Аджаташатру — Враг До Рождения. И царевич рос, окруженный друзьями и челядью.

Однажды Учитель, сопровождаемый пятью сотнями монахов, явился к царю во дворец и уселся в покоях. Царь же, велев сперва ублажить всех монахов во главе с Буддой разными яствами и напитками, почтительно приветствовал Учителя и сел поодаль, дабы внимать слову дхармы. В это время в покои ввели пышно разряженного царевича. И царь, выказывая великую любовь к своему чаду, привлек его к себе, посадил на колени и, с отеческой нежностью лаская сына, перестал внимать слову дхармы.

Учитель, заметив его небрежение, сказал тогда: «Великий государь! В прежние времена цари, когда не доверяли своему сыну, велели запирать его и наказывали слугам: „После смерти моей выпустите его и возведите на царство!"» И, расспрашиваемый царем, Учитель поведал историю о прошлом.

«В стародавние времена, когда на троне в Варанаси восседал царь Брахмадатта, Бодхисаттва был всем известным наставником в Такшашиле и обучал разным наукам, ремеслам и искусствам многих царевичей и юных сыновей брахманов. И сын царя Варанаси, когда минуло ему шестнадцать лет, явился к наставнику. Изучив веды и все искусства и достигши во всем совершенства, царевич попросил у наставника дозволения воротиться домой. Наставник же, оглядев юношу и распознав знаки на его теле, подумал: «Все предвещает ему гибель от руки собственного сына. Устраню же опасность силою своего могущества!»

И, помыслив так, он связал узлы четырех стихов и обучил им царевича, наказав так: «Дорогой мой! Когда сядешь на царство, первый стих пропой во время трапезы, принявшись за рис в день шестнадцатилетия твоего сына. Второй споешь во время приема в большой зале собраний. Третий — когда взойдешь на лестницу, поднимаясь в верхние покои. Четвертый же споешь у порога спальни!»

«Да будет так!» — соглашаясь, молвил царевич и, почтительно приветствовав наставника, отбыл к себе. Вскоре он стал при отце-государе первым советником, а со смертью родителя взошел на царство. И вот, когда сыну его исполнилось шестнадцать, царь вышел поразвлечься в дворцовом саду. И, узрев все могущество и величие царя, юный царевич замыслил убить отца и захватить царство, о чем и поведал своим приближенным.

«Верно, государь! — отвечали те. — Что толку обрести владычество в старости?! Надо придумать, как извести царя и взойти на царство!» «Подсыплю-ка ему яда в пищу и покончу с ним так!» — решил царевич.

И вот, прихватив яд, сел он вместе с отцом за вечернюю трапезу. Царь же, когда были расставлены блюда, прежде чем приступить к трапезе, спел первый стих:

«Ведомо крысам, где шелуха,
и ведомо им, где риса зерно.
Разгребя шелуху и отринув ее,
риса зерном напитались они!»

Услыхав это, царевич подумал: «Отцу все ведомо!» — и не дерзнул всыпать яд в чашу с рисом. Простившись почтительно с родителем, он пошел к приближенным и обо всем им поведал. «Отец все знает,— молвил он,— как же его прикончить?!» С того дня заговорщики стали тайно сходиться в царском саду и, развалясь на траве в густых зарослях, наставляли царевича: «Есть еще способ: вооружись саблей и смешайся с толпой советников, а когда царь пожалует в залу собраний, улучи подходящий момент и порази его саблей! Вот какой способ!»

Царевич внял их совету и, когда настало время приема, вошел в большую залу собраний. Там стал он расхаживать, выжидая удобного случая поразить царя саблей. Царь же в это самое время спел второй стих:

«И заговорщики в траве,
и тайный ропот злых людей —
Все знаю, ведомо мне все,
и кто мой враг, известно мне!»

Услыхав то, царевич подумал: «Отец прознал о заговоре!»— и побежал к своим приближенным обо всем рассказать. Те выждали несколько дней и, встретившись с царевичем, сказали: «Ты заблуждаешься, царевич. Не знает царь о твоей к нему враждебности. Только ложным путем ты мог прийти к этой мысли! Убей же царя!»

И вот царевич снова вооружился саблей и укрылся неподалеку от верхней ступени лестницы, что вела во внутренние покои. Царь же, поднявшись по лестнице, остановился на верхней ступеньке и пропел третий стих:

«Отец-макака, говорят,
новорожденному сынку
Мошонку выкусил тотчас,
природе следуя своей!»

Услыхав то, царевич решил: «Отец, говоря такое, повелевает страже схватить меня!» В страхе он кинулся к своим сообщникам и рассказал, будто отец угрожал ему. Через две недели те вновь подступились к царевичу, говоря: «О царевич! Ты заблуждаешься: знай царь обо всем, не стал бы он ждать так долго! То, что ты рассказал нам, лишь плод ложных умозаключений! Убей же царя!»

И вот царевич взял свою саблю, поднялся в верхние покои, вошел в царскую опочивальню и залез под кровать, думая: «Как только царь войдет, сражу его!» Царь же сразу после вечерней трапезы собрался почивать, отослал свиту и прямо на пороге опочивальни спел четвертый стих:

«В горчичных зарослях козел
кружит, не ведая пути,
Но из укрытья своего
его, слепого, вижу я!»

Услыхав то, подумал царевич: «Отец все знает и наверняка предаст меня казни!» Трепеща от страха, он вылез из-под кровати, бросил саблю к ногам родителя и пал ниц, причитая: «Прости меня, государь!» Царь стал пенять сыну: «Ты думал, никто не узнает умыслов твоих!»

И он повелел заковать сына в цепи, бросить в темницу и выставить стражу. Сам же царь погрузился в размышления о добродетелях Бодхисаттвы. По прошествии какого-то времени царь кончил свое земное существование. Лишь после предания его тела огню приближенные вывели царевича из темницы и поставили на царство».

Учитель завершил свое поучение, говоря: «Так вот, махараджа, и в минувшие времена бывало, что цари вполне справедливо не доверяли своим сыновьям!» И Учитель разъяснил причину случившегося, но царь не внял его словам.

Учитель же растолковал рассказ, так связав перерождения: «Всем известным в ту пору наставником в Такшашиле был я сам».

Перевод Б.А. Захарьина