«Что печалишься...» – это Учитель произнес в роще Джеты по поводу некоей юной монахини. Та была родом из Шравасти, а монашество приняла потому, что ясно узрела все недостатки мирского состояния.
Как-то раз она в числе прочих монахинь пришла к Учителю послушать его проповедь дхармы. Сидя на украшенном сиденье проповедника, Десятисильный стал рассказывать им о дхарме, она же увидела, сколь возвышен его прекрасный и величественный облик, обретенный благодаря безмерным духовным заслугам, и вдруг подумала: «А не случилось ли мне когда-либо в прошлом в моих странствиях в мирском круговороте быть супругой этого мужчины?» Тотчас же вспомнилось ей: «Да, была я однажды его супругой, в ту пору, когда он был слоновьим царем по имени Чхадданта».
От такого воспоминания стало у нее на душе необычайно весело и радостно, она звонко рассмеялась, а дальше подумала: «Известно, что жены редко приносят благо своим мужьям, куда чаще бывает так, что мужьям от них один вред. А как же я сама – какою была я ему женой? Что он видел от меня – добро или зло?» И ей открылось: «Мстительной я тогда была, ничтожную провинность ему припомнила и возненавидела его, а потому прислала на слоновье озеро Чхадданта некоего нишадца по имени Соноттара, чтобы он убил царя слонов напоенной ядом стрелой». Охватила ее тут тяжкая печаль, задышала она глубоко и часто и в голос разрыдалась.
Учитель же взглянул на нее и улыбнулся. – В чем причина твоей улыбки, почтенный? Ведь просто так, без причины, просветленные не улыбаются? – спросили его монахи. – Эта юная монахиня вспомнила сейчас, как она провинилась предо мною когда-то. Потому она и рыдает, – объяснил Учитель и рассказал о былом.
Давным-давно в Гималайских горах у озера Чхадданта жило восемь тысяч могучих слонов, умевших летать по воздуху. Бодхисаттва родился тогда сыном их вожака; сам он был белый, а ноги и рот у него были розоватые. Когда он совсем вырос, то в высоту достиг восьмидесяти восьми локтей, в длину – ста двадцати локтей, а хобот у него был в пятьдесят восемь локтей длиною и с виду словно серебряный канат. Бивни у него достигали пятнадцати локтей в обхвате, в длину были тридцать локтей и сияли лучами шести цветов. Бодхисаттва стал вожаком слоновьего народа. Было у него две главные супруги: Малая Субхадра и Большая Субхадра, что значит Счастливейшие, и жил он с восемью тысячами подчиненных ему слонов в Златой пещере. И еще всегда чтил он просветленных-для-себя, что жили поблизости.
Озеро Чхадданта, где жил он, простиралось в длину и ширину на пятьдесят йоджан. В середине его на пространстве в двенадцать йоджан не было ни тины, ни ряски, там неподвижно стояла чистая вода, цветом подобная драгоценному яхонту. Ближе к берегам на йоджану простиралась полоса, сплошь заросшая белыми кувшинками. За нею – ещё на йоджану – заросли синего ночного лотоса без какой-либо примеси иных цветов, потом – по полосе красного и белого ночного лотоса; потом шли полосы дневных лотосов – красного и белого; за ними – полоса водяных лилий; дальше, за семью этими поясами, все цветы росли вперемежку.
Ближе к берегу глубина была поменьше, здесь уже могли бродить слоны. Тут на протяжении целой йоджаны озеро заросло красным рисом, а ещё ближе к берегу и по кромке воды тянулась поросль мелкого кустарника, усеянного множеством благовонных цветов – синих, желтых, красных и белых. Дальше шли заросли бобов и фасоли разного размера: сначала были малые, потом – «княжеские», а под конец – «царские». За ними – дикая бахча: заросли кабачков, огурцов, тыкв-горлянок и простых тыкв. Потом – заросли сахарного тростника высотой в бетелевую пальму; потом – бананы; верхушками они касались корней слоновьих бивней; потом – заросли риса; потом – лес хлебных деревьев с плодами размером с большой горшок; за ним – лес тамариндовых деревьев, а дальше – лес деревьев капиттха и чаща смешанного леса. Окаймлялось это непролазными зарослями бамбука.
А вокруг бамбуковой чащи высились один за другим семь круговых горных хребтов. Наружный назывался Малым Черным, потом шел Большой Черный, дальше – Водный, Луносклонный, Солнцесклонный, Яхонтовый и Золотой. Золотой хребет, ближайший к озеру, высился на семь йоджан, окружая озеро Чхадданта, как кайма окружает лист лотоса; внутренние склоны его были золотого цвета, и озеро, отражая сияние их, горело, словно солнце во всей полуденной мощи. Наружные хребты были каждый на йоджану ниже предыдущего, последний возвышался только на одну йоджану.
А к северо-востоку от этого окруженного семью горами озера рос огромный баньян. Его ствол был в обхвате пять йоджан, а в высоту – семь; на четыре стороны протянулись еще большие сучья, каждый в шесть йоджан длиной, да и верхние сучья возвышались на шесть йоджан над стволом. Так что было это дерево в высоту тринадцать йоджан, а в ширину – двенадцать с лишком; воздушных корней росло у него восемь тысяч, и красовалось оно, будто глыба чистого самоцвета.
В западной же части озера Чхадданта находилась в склонах ближайшего горного хребта Златая пещера, простиравшаяся на двенадцать йоджан. Все время дождей слоновий царь жил со своим восьмитысячным народом в этой пещере; в жаркое же время года слоны стояли под баньяном, среди его воздушных корней, и ловили веявший с озера прохладный ветерок.
И вот однажды слоновьему царю доложили: «Расцвела большая роща саловых деревьев». Царь вместе со своею свитой захотел поиграть там в слоновьи игры, пришел в рощу и, шутя, ударил лбом расцветшее саловое дерево. Малая Субхадра стояла рядом с ним, но против ветра, а потому на нее посыпались с дерева старые засохшие веточки, пожухлая листва и рыжие муравьи. А Большая Субхадра стоялая по ветру, и на нее попадала цветочная пыльца и чашелистики. Оттого Малая Субхадра затаила на Бодхисаттву обиду: «Ах, так! Любимую жену он обсыпал пыльцой и чашелистиками, а мне достались сухие веточки да рыжие муравьи! Ладно же».
В другой раз слоновий царь вместе со своим народом спустился к озеру Чхадданта искупаться. Двое молодых слонов захватили хоботами по пучку благовонных корней уширы и натерли тело царя, подобное вершине горы Кайлам. Затем, когда он помылся и вышел, они точно так же натерли и обеих его супруг; те вышли на берег и стали по сторонам Великого. А следом за ними и все восемь тысяч слонов спустились к воде, поиграли там в слоновьи игры, нарвали в озере разных цветов и убрали ими своего царя, словно серебряную ступу, – а там и обеих его супруг. Некий же слон, бродя по мелководью, нашел большой махровый лотос, что, как всем известно, предвещает счастье; он вырвал его хоботом и поднес Великому. Бодхисаттва взял лотос, стряхнул пыльцу его себе на макушку и подарил цветок своей старшей супруге – Большой Субхадре. А вторая жена, видя это, обиделась на мужа пуще прежнего: «Вот и этот махровый лотос не мне он подарил, а своей любимице!»
Спустя несколько дней Бодхисаттва велел смешать сладкие плоды с лотосовыми медом, набрать побегов и стеблей лотоса и принес все это в дар пятистам местным просветленным. Тогда Малая Субхадра сама собрала всяких плодов, поднесла их просветленным и взмолилась: «Хочу я в следующей жизни родиться дочерью царя мадров, царевной Субхадрой. Когда вырасту, хочу стать главной супругой царя Варанаси, быть ему милой и любезной его сердцу. А тогда я расскажу мужу про этого царя слонов и пошлю сюда охотника, чтобы он убил его напоенной ядом стрелой и принес мне пару его шестицветных клыков».
С той поры она перестала есть, иссохла и вскоре умерла, а родилась и впрямь дочерью супруги царя мадров. Нарекли ее Субхадрой. Когда она выросла, выдали ее замуж за царя Варанаси, и стала она мила и любезна его сердцу. Царь возвысил ее и сделал старшей меж шестнадцати тысяч своих жен. Субхадра помнила о своей прошлой жизни; и вот она подумала: «Теперь мое чаяние близко к исполнению. Пора уж потребовать, чтобы мне принесли бивни царя слонов».
Намазалась она маслом, оделась в грязное и сказалась больной. – Где же Субхадра? – спросил царь, не видя ее. – Больна. Царь пришел к ней в опочивальню, сел на краю кровати и, ласково поглаживая царицу по спине, спросил:
«Что печалишься, лучезарная,
Что бледна ты, моя красавица?
Вянешь ты, о газелеокая,
Как гирлянда, руками помятая!»
Царица ответила:
«Прихоть женская на меня нашла,
Диво дивное мне пригрезилось.
Только знай, государь, что прихоть мою
Очень трудно исполнить будет».
Царь сказал:
«В нашем мире, столь отрадном,
Все услады мне доступны.
Назови, чего ты хочешь, –
Я исполню твою прихоть!»
– Нет, государь, – возразила царица, – прихоть мою удовлетворить будет совсем нелегко. Я пока её тебе даже не назову. Вели-ка созвать всех охотников из твоих владений – вот им я расскажу о ней. – Хорошо, – согласился царь, вышел из опочивальни и распорядился, – Бейте в гонги и повсеместно объявляйте: пусть, соберутся все охотники нашего Кашийского царства, протянувшегося на триста йоджан.
Советники исполнили приказ, и довольно скоро все охотники, захватив для царя подарки, кто какой мог, пришли ко двору и назвались. Собралось всего круглым счетом шестьдесят тысяч человек. Узнав, что все они в сборе, царь подошел с царицей окну, протянул руку и сказал:
«Вот твои охотники, царица,
Меткие и опытные в деле.
Знают лес, звериные повадки;
За меня пойдут на смерть без страха».
Царица обратилась к охотникам:
«Внемлите мне, охотники,
Все те, что нынче собрались.
Привиделся сегодня мне
Сверкающий клыками слон.
Сам белый, а клыки его
Лучатся радугой цветов.
Добудьте мне его клыки,
Иначе я с тоски умру».
Охотники ответили:
«Ни отцы, ни деды наши
Шестицветных бивней не видали.
Расскажи подробнее, царица,
Что тебе привиделось сегодня?
Есть четыре главных направленья,
Столько же меж ними промежутков
Верх и низ: всего их будет десять.
Так какую же избрать дорогу,
Чтоб до белого слона добраться?
Где ты видела его, царица?»
Тем временем Субхадра, внимательно оглядывая охотников, приметила среди них некоего нишадца могучего телосложения. Ступни у него были огромны, ноги толсты, как туго набитые мешки; колени мощны, грудь широка. Он оброс ярко-рыжей бородою, а сам был темно-рыжим; топорный и отвратительный с виду, он, казалось, затмевал собою всех прочих охотников. Это был Соноттара, уже и в прошлых жизнях злоумышлявший против Бодхисаттвы. «Вот кто, пожалуй, сможет исполнить мое поручение», – подумалось Субхадре.
Испросив разрешения у царя, она вместе с охотником поднялась на седьмой этаж дворцовой башни, отворила северное окно, простерла руку и обратилась к нему: – Посмотри, охотник! Прямо на север отсюда стоит за шестью горными цепями седьмой, высочайший горный хребет; называется он Золотым. Склоны его всегда в цвету, и по ним бродят кимпуруши. Заберись на его гребень и взгляни вниз – ты увидишь царственный баньян с восемью тысячами воздушных корней. Видом он подобен синей туче. Под баньяном тем и будет стоять белый царь слонов с бивнями, сверкающими всеми цветами радуги. Он так могуч, что никто не смеет приблизиться к нему. Охраняют его восемь тысяч слонов; бивни у них что тележные оси, а пронзают они ими с быстротой ветра любого врага. Эти слоны, наводящие страх, стоят там и вздыхают; до того они нравом люты, что и порыв ветерка гневит их, а уж коли человека увидят, так в порошок сотрут, да даже и того не останется!
Соноттара от таких слов оробел: – Царица, у тебя и без того много украшений из серебра, жемчугов, самоцветов и яхонтов. Зачем тебе еще и слоновая кость? Уж не задумала ли ты попросту извести охотников? И царица открылась ему: – Любезный охотник, я когда-то была им оскорблена и обижена. Даже теперь не могу сдержать себя, как вспоминаю об этом. В прошлой жизни я принесла дар просветленным и пожелала за это, чтобы стать мне способной отомстить ему. И вот теперь я посылаю тебя за его бивнями. Не видела я никакого сна, просто это – моё страстное желание. А потому ни о чем не беспокойся, ибо оно непременно сбудется. Ты уж сослужи мне эту службу – я пятью деревнями тебя одарю. – Ладно, госпожа, обещаю тебе, что убью этого слона и добуду его бивни, – поддался охотник на её уговоры и попросил, – Расскажи мне только поподробнее, как он живет. Где он ночует, где проводит день? Где тропа, по которой он ходит к водопою, и где он купается? Мне нужно знать все повадки этого царственного слона.
Помня свою прошлую жизнь, царица все смогла рассказать: – Недалеко от этого баньяна – прекрасное глубокое озеро с удобными спусками к воде. Оно поросло лотосами, а над ними всегда жужжат сонмы пчел. В нем-то и купается этот слоновий царь. А омывшись, он, сверкая своим белым телом, подобным чистотою кувшинке, надевает гирлянду синих лотосов и весело идет к себе обратно вслед за своей любимой женой Субхадрой. – Хорошо, госпожа, будут у тебя его бивни, – ещё раз пообещал Соноттара.
Обрадованная царица заплатила ему тысячу каршапан и отослала: – Ступай пока к себе домой, вернешься через неделю, – а сама тем временем призвала кузнецов, – Любезные! Нам нужен тесак, топор, лопата, долото, меч, медный лом с алмазным наконечником, клинья, железный крюк. Придется прорубаться сквозь бамбук, косить траву, рубить деревья, да мало ли ещё что! Побыстрее все это изготовьте и принесите мне. Потом послала за кожевниками и сказала: – Любезные, нам нужен большой кожаный мешок – вроде тех, что у гончаров, один длинный-предлинный ремень и несколько коротких, а еще кожаные сандалии и рукавицы, чтобы защитить руки и ноги. Сделайте все это поскорее и несите сюда. И те и другие все быстро изготовили и принесли царице. Так она собрала охотника в дорогу. Сложила все в кожаный мешок, туда же пошел и трут, и мешочек с мукой. Получился изрядный груз – как у горшечника, когда он идет на базар.
Соноттара тем временем тоже собрался и через неделю явился к царице. – Вот, любезный, я собрала тебе все, что может пригодиться в дороге. Возьми эту котомку, – сказала она охотнику. Соноттара же до того был силен, что с пятью слонами мог бы справиться; для него этот мешок был не тяжелее узелка с пирожками: сунул он его себе под мышку, – казалось, у него и груза-то никакого нет. Субхадра назначила содержание семье охотника, дала знать супругу-царю и отправила Соноттару в дорогу. И вот он попрощался с царем и царицей, сел на колесницу и уехал, провожаемый толпою.
Сначала путь его пролегал через городки и деревни, дальше добрался он до окраинных земель царства и тогда жителей срединных областей, что шли с ним, отпустил, а взял новых провожатых с окраин. С ними он углубился в безлюдные места, а там отослал и их, пошел уж дальше совсем один. Дорога ему предстояла в тридцать йоджан и сплошь из одних преград да препятствий.
Сначала шли заросли тростника – дарбхи и каши;
потом – густая высокая трава;
дальше – кустарник тулей;
за ним – чаща тростника шара;
потом – заросли тириваччхи;
за ними – тростник ветра;
дальше – смешанные заросли;
потом – высокий камыш;
за ним заросли сделались до того частые, что и змее нелегко было бы сквозь них проползти;
дальше тростник сменился густым лесом;
его сменила бамбуковая чаща,
за ней оказалось болото,
за болотом – полоса рек и озер,
и наконец стеной стал перед ним горный хребет.
А вот как он через эти преграды смог перебраться:
заросли дарбхи и других тростников он косил мечом;
кустарник, вроде тулси, – рубил тесаком, каким рубят бамбук;
деревья срубал топором, а сквозь самые толстые стволы, которые было не обойти, он прорубался долотом насквозь.
Оказавшись перед бамбуковой чащей, он смастерил лестницу, забрался по ней к верхушкам, а там нарубил бамбука и бросил пук нарубленных побегов поверх всей чащи – да так поверху и прошел. У болота он набрал сухостоя, настелил гать в несколько саженей длиною и с жердями прошел до её конца; настелил гать дальше, а остававшиеся позади жерди снял и забрал с собою. Так, снимая жерди сзади и стеля гать перед собою, перебрался он и через болото. Затем он выдолбил челн и на нем преодолел реки и озера. И вот очутился он у подножия гор.
Тут он привязал к концу длинного ремня свой крюк с зацепками и забросил его вверх. Крюк крепко застрял в скале. Тогда он по ремню подтянулся к крюку, выдолбил медным ломом с алмазным наконечником в скале дыру и забил туда клин. Вставши на клин, он опять забросил крюк наверх. Потом подтянулся к нему, петлею перекинул через него кожаный ремень и на нём спустился к оставшемуся внизу клину. К нему он привязал короткий ремешок и взялся за него одной рукой, а другою ударил по ремешку молотком. Клин выскочил. Соноттара забрал его с собой и полез дальше по склону. Этим способом он добрался до самого гребня горы. Теперь надо было спускаться. Тогда он на самом гребне вбил клин, один конец ремня обмотал вокруг него, а другой привязал к кожаному мешку. Сам он забрался в мешок и стал понемногу травить ремень, словно паук на паутине, и спустился. А другие говорят, что опустился он, как птица, смастерил кожаный зонт и слетел на нем.
Ещё с вершины горы он увидел царственный баньян и направился к нему. Ушло у него на всю дорогу семь лет, семь месяцев и семь дней. И вот стал он выслеживать царя слонов; высмотрел, где тот ночует, где днюет, куда на водопой ходит, и решил вырыть для себя яму-засаду, чтобы, притаившись в ней, выстрелить в царя стрелой и убить его. В лесу он нарубил деревьев, приготовил из бревен каркас, а когда слоны ушли на озеро купаться, он прямо на их тропе вырыл большой лопатой четырехугольную яму. Вынутую землю он, как сеятель, разбросал по озеру. Столбы опер внизу о камни в виде ступок, отладил все и уравновесил, потом положил поверху настил из веток, оставив только дыру, в которую прошла бы его стрела. Настил он забросал землей и мусором, вырыл сбоку лаз для себя – и, когда все было готово, он надел монашескую шапочку, облачился, как подвижник, в оранжевые одеяния, взял лук, взял напоенную ядом стрелу и затаился в ожидании.
Спустя какое-то время слон, искупавшись, направился к баньяну и по пути остановился как раз над засадой. Вода стекала у него к пупку, а с пупка капала прямо на охотника. Почувствовав, что сверху капает, охотник поднял голову, увидел, что слон совсем рядом, и выстрелил. Стрела пронзила слону селезенку, порвала кишки и вышла со спины навылет. Из раны ручьем хлынула кровь – так красная краска изливается из серебряного кувшина. И слон взревел от боли. Слон страшно затрубил от лютой муки, и вслед за ним все стадо заревело и во все стороны искать врага помчалось, растаптывая в пыль траву и сучья. Только супруга Субхадра осталась рядом со слоновьим царем поддержать его и утешить.
Набравшись терпения, слон стал озираться: «Откуда же пущена стрела?» По тому, что вошла она в живот, а вышла из спины, он понял, что стрелок стоял внизу. Тогда он решил сам поискать охотника и на всякий случай велел Субхадре удалиться: – Народ мой разбежался во все стороны, ищет врага, а ты что тут делаешь? – Я осталась, господин, чтобы поддержать тебя и ободрить. Прости меня, – отвечала она, трижды обошла его с почтением, поклонилась ему со всех четырех сторон и улетела по воздуху.
Оставшись один, слон поддел настил ногой; бревна разошлись, и через широкое отверстие стал виден Соноттара. Стремясь прикончить его, слон просунул в дыру хобот, подобный серебряному канату, но охотник тут же протянул ему навстречу лоскут от своего монашеского одеяния. Увидев облачение подвижника, слон подумал: «Это одежда святых людей. Разумный муж никогда не должен покушаться на тех, кто носит такое оранжевое одеяние, ибо оно само по себе всегда достойно величайшего уважения». Так слон оставил свое намерение и лишь сказал:
«Тот, кто надел монашеское платье,
Но от дурных страстей не отрешился,
Далек от кротости и самообузданья, –
Монашеского платья недостоин.
А кто блюдет – обеты непреложно,
Навек отрекся от злоумышлений,
Исполнен кротости и самообузданья –
Достоин тот монашеского платья».
Этими словами слон укорил охотника и спросил безо всякой враждебности: – Зачем же, любезный, понадобилось тебе в меня стрелять? Сам ли ты решил меня убить или кто другой тебя послал? Охотник ответил: – Почтенный! Меня послала к тебе Субхадра, прославленная супруга государя Каши. Она будто бы увидела тебя во сне, вот ей и захотелось, чтобы я принес ей твои шестицветные бивни. – Значит, Субхадра все это натворила, – понял Великий. Терпя неослабевающую боль, он объяснил охотнику, что дело было не так:
«У нас есть много превосходных бивней,
Отцам и пращурам принадлежавших.
Субхадра знала это, несомненно.
Ей, глупой, отомстить мне захотелось.
Ну что ж, охотник, вылезай теперь!
Возьми пилу да отпили мне бивни,
Ведь жить теперь недолго мне осталось.
Расскажешь дома мстительной царице,
Что царь убит, и бивни ей отдашь».
Охотник послушался, вылез из своего убежища и с пилой в руке подошел к слону. Но рослый слон высотою в восемьдесят восемь локтей возвышался над ним, как гора, и охотник никак не мог дотянуться до корней клыков. Тогда Великий подогнул ноги, лег и положил голову на землю. По серебристо-белому хоботу нишадец забрался к голове слона, подобной вершине Кайласы, коленом провалил губу слона в рот, а потом слегка спустился и сунул в рот ему свою пилу. Он по-всякому пробовал пристроиться с пилой и начать пилить, да только ничего у него не получалось – лишь новую жгучую боль причинил он Великому, и рот у того наполнился кровью.
Слон сплюнул и терпеливо спросил: – Что, любезный, не выходит? – Да, господин. Собравшись с духом, Великий сказал: – Тогда, любезный, приподними мне хобот и вложи в него ручку пилы, а то у меня нет уж сил его поднимать. Нишадец так и сделал. Захвативши пилу хоботом. Великий сам стал отпиливать бивни; скоро они отвалились, как подрубленные побеги бамбука.
Слон взял их в хобот и промолвил: – Не думай, любезный охотник, будто не дороги мне мои бивни, раз отдаю я их тебе. И не затем я с ними расстаюсь, чтобы стать благодаря этой заслуге Шакрой, или Марой, или Брахмой, или иным великим небожителем. Нет! Но, право, во сто тысяч раз дороже мне этих моих бивней всепронзающие бивни безграничного высшего знания. Пусть же моя самоотверженность приблизит для меня его обретение! С такими словами он отдал охотнику бивни и спросил: – Ты, любезный, за сколько времени до нас добрался? – За семь лет, семь месяцев и семь дней. – Ступай же теперь назад. Бивни у меня волшебные, с ними ты доберешься до Варанаси всего за семь дней. Слон научил нишадца охранительному заговору и отпустил. Блестящие, прекрасные клыки Царя слонов охотник взял с собою. И спешно в путь отправился обратный. Нишадец ушел, Субхадра и остальные слоны еще не успели воротиться, и царь скончался в одиночестве.
Слоны же, нигде не обнаружив неприятеля, вернулись к Великому, пришла с ними и Субхадра. Оплакали они царя и поспали гонца к просветленным, коих почитал покойный их владыка: «Почтенные! Помогавший вам в ваших нуждах царь пронзен отравленной стрелой и скончался. Придите на сожжение его останков». Пятьсот просветленных туг же прилетели с гирляндами цветов. Двое молодых слонов приподняли бивнями тело умершего царя, положили его на погребальный костер и подожгли. Просветленные поклонились его праху и всю ночь читали у костра священные гимны. А наутро слоны затушили угли, разбросали остатки костра, омылись в озере и под предводительством Субхадры ушли к баньяну.
А Сонотгара за неполных семь дней вернулся с бивнями в Варанаси. Явился он с ними к царице и сказал: – Госпожа! Ты, кажется, недолюбливала царя слонов? Так он уж мертв: я его убил! – И ты сам говоришь мне о его смерти? – Да, госпожа. Знай, что нет его больше. А вот и бивни. Царица приняла из его рук бивни; сияя шестицветной радугой, они в её руках подобны были вееру из драгоценных самоцветов. Положила она их себе на колени и, глядя на эти бивни любимого своего мужа в прошлой жизни, вспомнила о Великом: «И зачем я только послала этого охотника к царю слонов! Ведь он жил там так великолепно, так беззаботно – и вот он мертв!» Тут вся она отдалась нестерпимому горю, сердце у нее разорвалось, и в тот же день она умерла.
Эти давным-давно минувшие события Учитель помнил так ясно, словно они произошли лишь сегодня утром. Но теперь он был Просветленным, свободным от всякой печали, страдания и муки, – и с улыбкой он объяснил монахам, кто же тогда кем был: – Эта юная девушка, что смолоду ушла в монахини, была тогда царицей Субхадрой. Девадатта был охотником, что добыл бивни и пришел с ними в Варанаси. Я же был в ту пору царем слонов. Внимая этому наставлению, многие обрели плоды прорезавшегося слуха, а равно и иные, более высокие достижения. Сама же юная монахиня стала позже святою.