Когда один, томимый жаждой...» — эту историю о пожертвовании тысячи одежд Учитель рассказал в Джетаване. Тогда старший монах Ананда получил пятьсот одежд от женщин из дворца царя Косалы и ещё пятьсот — от самого царя. Обстоятельства этой истории были описаны выше, во Второй книге джатак (см. Джатака о шакале №152).
Старший монах Ананда проповедовал женщинам из дворца царя Косалы, как описано выше в Джатаке о драгоценности (№92).
Однажды царю принесли тысячу одеяний, каждое стоимостью в тысячу монет. Из них пятьсот одеяний царь раздал стольким же своим жёнам. Однако женщины не оставили их себе, а пожертвовали старшему монаху Ананде. На следующий день женщины в своих старых нарядах отправились к царю во время завтрака. Тот заметил:
— Я подарил вам одеяния стоимостью в тысячу монет каждое. Почему вы не надели их?
— Государь, — сказали женщины, — мы пожертвовали их старшему монаху Ананде.
— И старший монах Ананда забрал все одеяния? — уточнил царь. Ответ был:
— Да.
— Верховный Будда, — сказал царь, — разрешает только три одеяния. Наверное, Ананда приторговывает тканью! Царь разгневался на Ананду и после завтрака отправился к нему в келью. Поприветствовав старшего монаха, царь сел и обратился к нему со следующими словами:
— Скажи мне, почтенный, слушают ли мои жены твои проповеди, учатся ли у тебя?
— Да, государь. Они учатся тому, что им должно знать, и слушают то, что должны услышать.
— Несомненно. А они только слушают или ещё делают тебе подарки в виде верхней одежды и нижней одежды?
— Сегодня, государь, они подарили мне пятьсот одеяний стоимостью в тысячу монет каждое.
— И ты принял их, почтенный?
— Да, государь, принял.
— Насколько мне известно, Учитель установил правило о трёх одеяниях, не так ли?
— Верно, государь, каждому монаху разрешено иметь не более трёх одеяний для личного пользования. Но никому не запрещено принимать то, что ему предлагают; поэтому я и взял те пятьсот одежд, чтобы отдать монахам, чьи одеяния износились.
— А когда монахи получают новые одеяния, что они делают со старыми?
— Делают из них плащи.
— А что делают со старыми плащами?
— Перешивают их в рубахи.
— А куда девают старые рубахи?
— Используют их в качестве одеял.
— А старые одеяла?
— Становятся ковриками.
— А старые коврики?
— Полотенцами.
— А что насчёт старых полотенец?
— Государь, подношения нельзя выбрасывать; поэтому они разрезают старые полотенца на кусочки, смешивают их с глиной, которую используют для строительства своих жилищ.
— Так значит, подношения нельзя выбрасывать, даже полотенца?
— Верно, государь, все подарки, так или иначе, идут в дело.
Такое объяснение настолько понравилось царю, что он послал за остальными пятьюстами одеяниями, которые остались, и отдал их Ананде. Затем, получив благодарность от старшего монаха, царь торжественно ему поклонился и отправился по своим делам.
Первые пятьсот одеяний Ананда раздал монахам, чья одежда износилась. Но количество его братьев-монахов было всего пятьсот. Один из них, молодой монах, служил лично Ананде и очень качественно выполнял своё служение: подметал пол в его келье, подавал ему еду и питье, подготавливал зубную щётку и воду для гигиены полости рта, прибирался в уборных, жилых помещениях и спальнях, и проводил соответствующие процедуры для рук, ног и спины. За верную службу Ананда и отдал тому молодому монаху оставшиеся пятьсот одеяний. Молодой монах, в свою очередь, распределил одежды между своими сокурсниками. Юноши разрезали ткань, покрасили её в жёлтый цвет подобно цветку канакары и, облачившись в новые жёлтые одежды, пришли к Учителю, поприветствовали его и сели по одну сторону.
— Благословенный, — спросили они, — возможно ли благочестивому монаху, ступившему на Первую стезю или стадию просветления, стать лицеприятным чинопочитателем через раздачу подношений?
— Нет, братья-монахи, благочестивым монахам не дано стать лицеприятными чинопочитателями через раздачу подношений.
— Благословенный, наш духовный учитель, Хранитель Дхармы, подарил пятьсот одеяний, каждое стоимостью в тысячу монет, одному молодому монаху, который распределил их среди нас.
— Монахи, раздавая подношения, Ананда действовал невзирая на лица, абсолютно беспристрастно. Тот юноша верно служил своему духовному учителю, и учитель одарил его за службу по доброй воле, совершенно справедливо полагая, что добрые дела влекут за собой благодарность, притягивают другие добрые дела. В прежние времена, равно как и сейчас, мудрецы действовали по принципу «одно доброе дело достойно другого».
А затем, по просьбе монахов, Почитаемый в мирах поведал о былом.
— Давным-давно, когда Брахмадатта был царём Бенареса, Бодхисаттва воплотился сыном брамина из Каши. В день имянаречения его назвали Владыкой Тиритавачхой. Когда Тиритавачха вырос и прошёл обучение в Таккасиле, он женился и поселился в деревне. Однако смерть родителей настолько его огорчила, что он стал аскетом и поселился в лесу, питаясь лишь кореньями и плодами диких деревьев.
Случилось так, что на границах Бенареса начались волнения. Царь Брахмадатта отправился туда, но потерпел поражение; опасаясь за свою жизнь, он сел на слона и тайно бежал через лес. Утром Тиритавачха отправился собирать дикие плоды, а царь тем временем наткнулся на его хижину.
— Хижина аскета! — воскликнул он и спустился со своего слона.
Уставший с дороги, утомлённый ветром и солнцем, царь захотел пить. Оглядевшись в поисках кувшина с водой, царь не нашёл желаемое. В конце тропинки он заметил колодец, но ни верёвки, ни ведра для зачерпывания воды там не было. Жажда царя была настолько сильна, что он снял со слона подпругу, закрепил её на краю колодца и сам спустился в колодец. Однако подпруга оказалась слишком короткой. Тогда царь привязал к одному концу подпруги свою нижнюю одежду и снова спустился в колодец. И всё равно он не смог дотянуться до воды. Он мог лишь слегка коснуться её ногами. Жажда становилась сильнее.
— Если я смогу утолить жажду, — подумал он, — сама смерть мне не будет страшна!
И вот он прыгнул вниз и напился вволю, но выбраться уже не смог, так и остался стоять в колодце. А слон его, будучи хорошо обученным, стоял неподвижно, ожидая своего хозяина.
Вечером вернулся Бодхисаттва, нагруженный дикими плодами, и увидел слона.
— Наверное, — подумал он, — царь приехал, но кроме слона в доспехах никого не видно. Что же делать? Он подошёл к слону, который ждал своего хозяина, затем к колодцу, в котором и увидел царя. — Ничего не бойся, о царь! — воскликнул он.
Затем Бодхисаттва поставил лестницу и помог царю выбраться, потом он растёр тело царя и намазал его маслом, после чего дал ему поесть плодов и снял со слона доспехи. Царь провёл в хижине аскета два или три дня, а затем, хорошенько отдохнув и взяв с Бодхисаттвы обещание навестить его, отправился по своим делам.
Царские войска расположились лагерем неподалёку от города. Заметив приближение царя, они собрались вокруг него.
Через полтора месяца Бодхисаттва отправился в Бенарес и поселился в парке. На следующий день он пришёл во дворец, чтобы попросить еды. В тот самый момент царь открыл большое окно, чтобы оглядеть внутренний двор, увидел Бодхисаттву, узнал его, спустился и приветствовал дорогого гостя. Затем он проводил Бодхисаттву на возвышение, где стоял трон под белым балдахином, усадил его на трон, предложил отведать еду, приготовленную специально для царя, и сам присоединился к трапезе. После этого царь отвёл Бодхисаттву в сад, где устроил для него жилище, снабдив всем необходимым для аскета. Оказав Бодхисаттве столь тёплый приём, Брахмадатта попрощался с ним и ушёл, оставив аскета на попечение садовника. С того дня Бодхисаттва принимал пищу в царском жилище, велики были уважение и почёт, оказываемые ему.
Однако осознание того, что какому-то аскету оказываются царские почести, было невыносимо для придворных.
— Как же должен служить простой солдат, — говорили они между собой, — чтобы удостоиться такой чести?!
И с этим вопросом придворные отправились к царевичу:
— Господин, наш царь слишком превозносит аскета! Что он в нем нашёл? Поговори об этом с царём.
Царевич согласился, и они все вместе отправились к царю. В качестве приветствия для своего отца, царевич произнёс первую гатху:
Не вижу я в Тиритавачхе мудрости достойной,
Он нам не родственник, тебе не друг.
С чего бы этому аскету из хижины убогой
Питаться пищей царской вдруг?
Царь выслушал гатху, затем сказал, обращаясь к сыну:
— Сын мой, ты помнишь, как однажды я отправился в поход и как был побеждён, и несколько дней не возвращался во дворец?
— Помню, — ответил царевич.
— Человек этот спас мне жизнь, — сказал царь и рассказал обо всем, что случилось. — Так вот, сын мой, теперь, когда мой спаситель гостит у меня, любые почести в его адрес, даже если бы я отдал ему ещё и своё царство в придачу, не могут сравниться с тем, что он сделал для меня.
И тут царь произнёс следующие две строфы:
Когда один, томимый жаждой, я оказался в мрачном и сухом лесу,
Он стал единственным, кто руку помощи в беде мне протянул;
Я был ни жив ни мёртв, когда он вытащил меня на свет,
Поставил на ноги, к жизни вернул меня аскет.
Благодаря ему вернулся я, поверь,
Из пасти смерти снова в мир людей.
Вознаграждения за доброту его здесь справедливы,
Богатые дары и почести с той добротой сравнимы.
При этом речь царя звучала так, как если бы луна всходила на небосводе, только подчиняясь его воле; и как только царь провозгласил добродетель Бодхисаттвы, его собственная добродетель повсюду получила признание, доходы царя увеличились, а почестям, оказываемым ему, не было конца. После этого ни царевич, ни придворные, ни кто-либо другой не смели и слова молвить против Бодхисаттвы. Сам царь руководствовался его наставлениями, раздавал милостыню и творил добро, а когда пришёл его срок — пополнил ряды небожителей. А Бодхисаттва, практикуя саморазвитие, развил в себе сверхъестественные способности и в положенный срок отправился в мир Брахмы.
И ещё Учитель добавил:
— Мудрецы прошлого тоже оказывали помощь.
И завершив таким образом повествование, он соотнёс перерождения, истолкованные в джатаке, так:
— Ананда был тогда царём, а я — аскетом.