Весь год без устали трудясь,...» — эту историю о тхере Лалудайи, или, как его еще называют, Удайи-простофиле, Учитель поведал в Джетаване. Лалудайи, хоть и имел степень старшего монаха, был настолько робок и стеснителен, что не мог вымолвить и слова в присутствии двух или трëх посторонних человек. Он так нервничал, что говорил совсем не то, что хотел сказать. Однажды в зале для слушания Дхармы братья-монахи разговорились о нëм.
Тут в зал вошëл Учитель и захотел узнать, что там практики все вместе обсуждают. Узнав тему разговора, Благословенный сказал:
— Братья, уже не в первый раз Лалудайи обретает такую черту характера, он и раньше был таким же боязливым.
И тут Почитаемый в мирах поведал о былом.
Давным-давно, во времена правления в Бенаресе царя Брахмадатты, Бодхисаттва родился в семье некоего брахмана в королевстве Каши. Достигнув совершеннолетия, Бодхисаттва отправился на учëбу в Таккашилу, а по возвращении домой обнаружил, что семья его обеднела и пребывала в нужде.
«Я снова сделаю мою семью процветающей!» — подумал он и, попрощавшись с родными, отправился в Бенарес. В Бенаресе он поступил на службу к царю, заслужил его благосклонность и стал любимцем.
Отец Бодхисаттвы тем временем зарабатывал на жизнь землепашеством, но у него была всего лишь одна пара волов, один из которых и вовсе умер. Однажды отец предстал перед Бодхисаттвой и заявил:
— Сын, один из моих волов пал, теперь пахать землю стало гораздо труднее. Попроси царя дать тебе одного вола!
— Не могу, отец, — ответил тот, — я только что виделся с царëм, и мне не должно сейчас обращаться к нему с такой просьбой. Попроси его лучше ты.
— Сын мой, — продолжил Брахман, — ты не представляешь, насколько я робок — в присутствии двух-трëх посторонних не в состоянии и слова молвить. Если я сам отправлюсь к царю с просьбой дать мне вола, дело закончится тем, что я подарю ему и того последнего, что у меня остался!
— Отец, — сказал Бодхисаттва, — чему быть, того не миновать. Я не могу просить царя, но научу тебя, как этот сделать.
Сказано — сделано. Бодхисаттва отвëл отца на кладбище, где кустами росла сочная и свежая трава. Там он на определëнном расстоянии друг от друга связал несколько кустов в пучки. Указывая отцу поочерëдно на пучок за пучком, он называл их следующим образом: «Это царь, это наместник царя, это главный военачальник». Затем Бодхисаттва продолжил:
— Отец, когда ты предстанешь перед царëм, первым делом скажи: «Да здравствует царь!» — и затем произнеси следующую строфу, чтобы получить вола».
Двустишие, которому Бодхисаттва научил своего отца, звучало так:
«Два вола у меня было, о могущественный царь, землю я на них пахал.
Теперь остался лишь один! Молю дать мне второго взамен того, что пал!»
Целый год отец Бодхисаттвы учил ту строфу и наконец обратился к сыну:
— Дорогой Сомадатта, я выучил двустишие! Теперь я смогу произнести его перед кем угодно! Отведи меня к царю!
Через какое-то время, прихватив с собой подобающий подарок, Бодхисаттва сопроводил отца на приëм к царю.
— Да здравствует царь! — воскликнул Брахман, преподнося царю подарок.
— Кто этот Брахман, Сомадатта? — поинтересовался царь.
— Досточтимый царь, этой мой отец, — ответил тот.
— Зачем он пришëл сюда? — спросил царь.
И тут Брахман произнëс следующую строфу, намереваясь попросить царя подарить ему вола:
— Два вола у меня было, о могущественный царь, землю я на них пахал.
Теперь остался лишь один! Отдаю тебе его — того, что, к счастью, не пал!
Царь понял, что произошло недоразумение.
— Сомадатта, — произнëс он, улыбаясь, — полагаю, у тебя дома есть много волов?
— Если это так, милостивый царь, забери их всех себе в качестве подарка!
Царь остался доволен ответом. В качестве подношения Брахману он пожертвовал шестнадцать волов в превосходных попонах, деревню, где тот мог проживать, и отправил его восвояси с большими почестями. Взобравшись на колесницу, запряжëнную белоснежными лошадьми породы синдхи, Брахман отправился домой во всëм своем великолепии.
Расположившись рядом с отцом в колеснице, Бодхисаттва сказал:
— Отец, я учил тебя целый год, и, когда наступил ответственный момент, ты отдал своего единственного вола царю! И тут он изрëк первую гатху:
Весь год без устали трудясь, двустишие усердно изучал,
Там, где трава свежайшая растëт, он день за днëм его практиковал.
Но во дворце среди придворных мгновенно проявил смысл новый.
Воистину, коль мало разума даëтся, пользу из практики извлечь не удаëтся.
Услышав это, Брахман продекламировал вторую гатху:
Просящий, дорогой Сомадатта, имеет шанс получить из двух одно:
Когда ты просишь, так всегда выходит — получишь больше или ничего.
Когда Учитель закончил повествование, пояснив монахам, что простофиля Удайи и раньше был таким же робким, как и сейчас, он соотнëс перерождения, истолкованные в Джатаке, так:
— Лалудайи был тогда отцом Сомадатты, а Сомадаттой был я сам.