Сколько же стоит ведёрко риса…» — это поведал Учитель, пребывая в роще Джеты, по поводу одного глупого монаха Удайи. В то время преподобный Дабба, сын Малла1, был распределителем пищи в общине. Когда он раздавал поутру пищевые листки2, то Тхера Удайи получал иногда пищу получше, а иногда похуже.
Получив в один из дней пищу похуже, он привёл в смятение собрание в зале пищевых листков3, сказав: «Разве только Дабба понимает, как раздавать листки, а мы этого не понимаем?»
Когда он привёл так собрание в смятение, другие сказали: «Ладно, раздавай ты листки общине», и они отдали ему короб для листков. С тех пор он раздавал листки монашеской общине. Когда он распределял листки, то не знал, что есть лучшая или что есть худшая пища и для какого возраста определена лучшая или худшая пища4, и когда он делал список, то не понимал, для какого возрастного класса этот список.
Во время когда монахи вставали в очередь, он думал: «На этом месте находится эта группа, на том месте та», и он проводил по полу или по стене черту. В другие дни в зале собиралось большее число монахов или меньшее. Когда их было меньше, то черта была слишком далеко снизу. Когда их было больше, то она была слишком далеко сверху, и, так как он не знал расстановку, раздавал листки так, как рассчитывал по черте.
Тогда монахи сказали ему: «Дорогой Удайи, черта слишком далеко снизу или слишком далеко сверху, лучшая пища определена для такого-то и такого-то возрастного класса, а меньшая пища для такого-то и такого-то».
Но он возражал монахам и говорил: «Если эта черта там, то почему вы стоите здесь? Почему я должен вам верить? Я верю этой черте».
Тогда молодые и новички сказали ему: «Дорогой глупец Удайи, когда ты раздаёшь листки, ты приносишь вред тем, что монахи не получают то, что должны. Ты не пригоден их раздавать, уходи отсюда». И они выгнали его из зала листков прочь. При этом возник большой переполох в зале листков.
Когда Учитель выслушал того, Он спросил Тхеру Ананду5: «Ананда, в зале листков большой переполох, что это значит?» Тхера рассказал Совершенному (Самьяк Самбудде) о положении вещей.
Тут Будда сказал: «Ананда, не только сейчас он приносит вред другим своей глупостью, он и в прошлом поступал так же». Тогда Тхера попросил Бхагавана разъяснить это, и Бхагаван поведал о событиях, сокрытых в прошлом существовании.
Однажды в царстве Каши правил царь Брахмадатта. Тогда наш Бодхисаттва был у него оценщиком. Он оценивал слонов, лошадей и тому подобное, а также драгоценные камни, золото и тому подобное, и когда Он оценивал их, то велел платить собственникам товаров ту цену, которая соответствовала этим товарам.
Но царь был алчен и, вследствие своей алчной природы, он думал: «Если этот оценщик так оценивает, то в скором времени это приведёт к исчезновению денег моего дома, я сделаю другого оценщиком». Он открыл окно и выглянул на царский двор. Там он увидел жадного, глупого селянина, разгуливающего по царскому двору, и он подумал: «Этот сможет заботиться о должности оценщика».
Он велел позвать его к себе и сказал: «Сможешь ли ты, говорю я, справиться с заботами должности оценщика?»
Тот ответил: «Я справлюсь, о Арий». И царь, дабы сохранить свои сокровища, дал ему должность оценщика. И с тех пор оценивал этот глупец слонов, лошадей и так далее, но ориентировался он не по их цене, а называл цену по своему усмотрению. Но так как он находился на этой должности, то и цена была той, которую он называл.
В это время один торговец лошадей привёл туда с севера пятьсот лошадей. Царь велел этому мужчине прийти и оценить своих лошадей.
Оценщик определил цену пяти сотням лошадей в одну меру риса6, затем он сказал: «Дайте торговцу лошадей одну меру риса» — и велел поставить лошадей в конюшню.
После этого торговец лошадей отправился к прежнему оценщику, всё ему рассказал о сделке и спросил: «Что тут можно сделать?»
Тот ответил: «Дайте этому мужчине подарок и спросите: „Мы теперь знаем лишь то, что цена лошадям — одна мера риса, но благодаря вам мы хотим знать цену одной меры риса. Не могли бы вы в присутствии царя сказать: „Цена одной меры риса столько?“ Если он скажет: „Я могу“, тогда иди вместе с ним к царю, я тоже приду туда“».
Торговец лошадей со словами «Хорошо», согласился с Бодхисаттвой, дал оценщику подарок и рассказал ему о деле.
Тот принял подарок и сказал: «Я смогу оценить одну меру риса». «Поэтому давайте отправимся к дворцу царя» — сказал другой и отправился с ним к царю. Также Бодхисаттва и многие другие министры отправились туда.
Торговец лошадей поприветствовал царя и сказал: «Я, о Арий, узнал, что цена за пять сотен лошадей — одна мера риса, но спрашиваю, о Арий, оценщика, сколько стоит эта мера риса».
Царь, не знавший, что тот задумал, спросил: «Эй, оценщик, какова цена пяти сотням лошадей?» «Одна мера риса», прозвучало в ответ.
Тогда он спросил: «Хорошо, говорю я, цена пяти сотням лошадей должна быть одна мера риса, но сколько должна стоить эта мера риса?»
Тут глупец сказал: «Весь Варанаси, внутри и снаружи — столько должна стоить одна мера риса».
Раньше, по договорённости с царём, он установил цену лошадям в одну меру риса, но после того, как он получил подарок из рук торговца, он установил весь Варанаси внутри и снаружи как цену за одну меру риса. В то время стены Варанаси охватывали двенадцать йоджан7, а весь внутренний и внешний округ города составлял триста йоджан8. И теперь этот глупец установил цену за весь огромный Варанаси внутри и снаружи в одну меру риса!
Когда это услышали министры, они хлопали в ладоши, смеялись и шутили: «До сих пор мы думали, что земля и царство — бесценны, но всё великое царство Варанаси вместе со своим царём стоит одну меру риса. О, как умён этот оценщик. Как смог он столь долгое время оставаться оценщиком? Он прямо так и подходит нашему царю».
На что Бодхисаттва произнёс следующую гатху:
«Сколько же стоит ведёрко риса?
Весь Варанаси внутри и снаружи,
И также коней пятикратная сотня
Стоит всего лишь одно единственное ведёрко риса».
Тут устыдился царь, изгнал глупца и вернул Бодхисаттве должность оценщика. Бодхисаттва же достиг обитель своих заслуг.
Окончив и разъяснив проповедь, Учитель так связал перерождения: «Тогда глупый Удайи был простым глупым оценщиком, умным же оценщиком был я сам».